Иллюзия любви
Шрифт:
– Как это? – поразилась Анна.
– Очень просто, – ответила соседка по комнате, и уже на следующий день Анна сидела на коленях у доброго дяди в его квартире и пила сладкую хмельную водичку, которая, как узнала Анна в тот вечер, называлось иностранным словом «мартини».
Однако, тот факт, что не все спиртные напитки имеют отвратительный вкус деревенского самогона или дешевого портвейна, который Анна успела уже попробовать на студенческих праздниках, оказался открытием для Анны – в тот вечер она получила подтверждение в правильности своих мыслей
Добрый дядя, проводив утром Анну, положил в ее сумочку несколько денежных купюр, номинальная стоимость которых – по меньшей мере – в десять раз превышала полугодовой заработок ее родителей.
Деньги Анна аккуратно зашила в подушку, а на вопрос соседки – как тебе понравилось заниматься этим... – ответила, равнодушно качнув головой:
– Нормально...
Для нее и вправду – первые заработанные ей деньги отложились в памяти гораздо ярче, нежели первый сексуальный опыт.
Тот самый добрый дядя сначала звонил и приглашал Анну в гости два-три раза в неделю и давал ей после каждой встречи примерно треть той суммы, что она получила в первый день знакомства с ним.
Потом – Анну словно захватил ураган новой прекрасной жизни– в один прекрасный день она проснулась в уютной однокомнатной квартире, которую снял для нее добрый дядя, превратившийся уже в просто Александра и уже переставший быть для Анны постоянным любовником; институт ей пришлось оставить, ужинала и обедала она в ресторанах и кафе с мужчинами, очень почему-то похожими на Александра.
Мужчины эти расплачивались с Анной новенькими, вкусно пахнущими купюрами за те же абсолютно упражнения, после которых доярка Маша получала горсть семечек подсолнуха или несколько сигарет «Прима».
Это – поняла Анна – только первый, хотя и очень удачный шаг на пути к сладкой жизни беспечных красавиц из незабытых сериалов, про которые Анна часто рассказывала доброму дяде Александру, когда он вызывал ее из пропахшего тараканьей отравой общежития в свою квартиру.
В какой-то момент – много позже этих рассказов – Александр решил проверить целеустремленность Анны и одолжил ей денег на то, чтобы она смогла поступить на коммерческое отделение романо-германских языков филологического факультета местного факультета.
Теперь Анна училась с радостью – по утрам. А вечером отправлялась в один и тот же бар, владельцем которого был Александр, и уходила оттуда с изрядно пополнившимся кошельком, а нередко – ее увозили к себе на квартиры загулявшие клиенты бара.
Александр часто интересовался у Анны, как идут ее дела в университете, нередко даже просматривал ее зачетку, одобрительно кивал головой и все говорил о том, что после окончания Анной вуза, он устроит ее в какую-нибудь престижную фирму, а за деньги, на которые она учится, ей придется расплатиться позже, предоставлением каких-то услуг, о которых Александр пока говорил неясно.
Анна давно утратила свою первобытную деревенскую простодушность и заменила ее изрядной долей цинизма, совершенно необходимого ей для ее ежевечерних занятий и прекрасно понимала, что в обмен на возможность учиться на коммерческом отделении университета Александр потребует от нее каких-нибудь встреч с нужными ему по бизнесу людьми, либо устроит к нужному человеку секретаршей, либо...
«Тогда будет совсем другое, – думала Анна, – тогда будет не как с клиентами из бара, а... по-другому. Совсем другой уровень. Тогда можно будет искать себе своего... сына председателя»...
Родителям Анна написала, что нашла себе хорошую работу, а за успехи в учебе, ее перевели в более престижный вуз. Родители еще ни разу не приезжали в город в гости к дочери, ни времени не было, ни денег, да и сама Анна их не приглашала – родители совсем не вписывались в строго очерченную ею самой картину нынешнего и будущего бытия...
– Вот так... – тихо выговорила Марианна Генриховна и перед нашими с Дашей глазами потухли отражающиеся во влажных девичьих глазах ослепительные неоновые огни неведомого города. Мы снова оказались в теплой и уютной кухне, ароматный парок поднимался от чашек с чаем, которые перед нами стояли и чудесно пахло свежим яблочным пирогом.
Я посмотрела на Дашу и увидела в ее глазах слезы.
Мне и самой было как-то не по себе. Незамысловатый рассказец Марианны Генриховны отчего-то особенно волнующе лег на мое сердце.
Я перевела взгляд на Марианну Генриховну. Она закурила тонкую сигаретку и, окутанная облаком синего дыма, смотрела за окно.
– Какая трогательная история... – шепнула мне Даша, – готовый сюжет для моего романа. Мне так понравилось, как она рассказывала. Давай попросим ее рассказать что-нибудь еще – я чувствую, как из ее историй получится просто изумительная книга – по-женски трогательная, красивая и такая печальная... Удивительные подробности...
– Ты же хотела писать о собственной жизни? – напомнила я.
Даша только вздохнула и махнула рукой в знак того, что после рассказанной Марианной Генриховной истории, собственная жизнь ее представляется скудной и неинтересной.
Даша помолчала еще немного и тихонько позвала:
– Марианна Генриховна!
– Да? – повернулась Марианна Генриховна, и я который раз поразилась тому, какой точеный и породистый ее профиль – выходца из деревни.
– А что там дальше было с Анной... С вашей дочерью?
– Извините... – совсем тихо проговорила Марианна Генриховна, – мне тяжело об этом... Как-нибудь потом...
Она помолчала еще немного и добавила:
– В деревне у Анны остался жених... Сейчас он переехал в Москву. Очень часто ко мне заходит. Сидим, разговариваем. Иваном его зовут... Очень он Анну любил. И сейчас любит – до сих пор не женился, хотя парень хоть куда...
У Даши загорелись глаза. Казалось, она сейчас выхватит из кармана записную книжку и начнет строчить туда – собирая материал для своей книги. Наверное, она так бы и поступила, если бы при ней была записная книжка.