Иллюзия любви
Шрифт:
– А вы чем занимаетесь? – в свою очередь спросила я.
– Я искусствовед, – ответил Иван и посмотрел на Марианну Генриховну.
Та все разговаривала с Дашей. Сути этого разговора я не уловила, но заметила, что Даша настолько увлечена, что не замечает, что чай свой давно уже выпила – она время от времени прихлебывала из совершенно пустой чашки.
«Как это похоже на Дашу, – подумала я, – увлекающаяся натура, что и говорить... А она ведь и вправду напишет роман. И роман этот будет, я думаю, весьма неплох – если она использует
Голоса Даши и Марианны Генриховны равномерно журчали, сливаясь в прозрачный хрустальный поток, словно резной заборчик отгораживающий нас с Иваном от всего остального мира.
– Искусствовед, – сказала я – и мне было легко и приятно говорить с Иваном, – это, наверное, очень занимательно. Не все, конечно, могут позволить себе такую профессию в наше время, когда только финансовыми операциями можно хорошо зарабатывать...
Иван отпил еще чаю и пожал плечами.
– Я каждый день соприкасаюсь с вечностью, – просто выговорил он слова и, из-за верной взятой интонации они не показались слишком вычурными и надуманными, – и как-то не задумываюсь над всеми этими... финансовыми делами.
Он замолчал на минуту, а потом вдруг рассмеялся.
– Что вы? – удивленно спросила я.
– Вспомнил кое-что, – ответил Иван мгновенно посерьезнел, – у меня в детстве был такой альбом – с репродукциями работ мастеров Возрождения...
– Большой альбом в кожаном переплете? – воскликнула я, перебив Ивана. – С репродукцией «Мадонна» Леонардо Да Винчи на первой странице?
Иван несколько удивленно посмотрел на меня, потом радостно засмеялся.
– Точно, он!
– У меня такой же был в детстве! – призналась я и мне внезапно стало очень тепло из-за того, что у меня с этим хорошим человеком Иваном было одно общее детское воспоминание.
– Отец мой запрещал мне смотреть этот альбом, – смеясь, говорил мне Иван, – лет до пятнадцати... Говорил, что рано на голых баб пялиться. Ну, вы же понимаете – я родился в деревне... Марианна Генриховна вам, наверное, уже рассказывала?
– Да, – ответила я, – она много хорошего о вас говорила.
Иван снова пожал плечами и посмотрел на меня так доверчиво, что мне очень захотелось сказать ему что-то... очень-очень хорошее.
«Какие у него глаза, – подумала я, – голубые-голубые. Прямо синие. Как лед. И вместе с тем – теплые. Замечательные глаза»...
– Какие у вас глаза, – проговорил вдруг Иван, – глубокие и умные...
– Как у собаки? – смешавшись от неожиданности, я, конечно, сказала глупость, однако Иван только рассмеялся и чистым смехом своим сгладил неловкость.
– Помню, как я первый раз взял в руки этот альбом... мастеров Возрождения, – сказал Иван, – там так и было написано – мастеров. Не художников, не живописцев, не скульпторов, а именно – мастеров. Помните, такой фильм был – «Город мастеров»? Детский фильм. Он мне очень нравился. Наверное, из-за того, что я часто представлял на месте этих мастеров из фильма – тех... Да Винчи, Микельанджело... и других титанов Возрождения.
– Помню! – воскликнула я, – это был один из моих любимых фильмов детства.
– Так я о чем говорил... – наморщил лоб Иван, – альбом тот в детстве мне казался живым собеседником. Я так много узнал и – что самое главное – понял в своей, тогда еще совсем короткой жизни, что, наверное, из-за этого альбома поставил себе цель – заниматься искусством. А так как никаких особых дарований у меня не было – я стал не заниматься искусством, а изучать его...
– А я в детстве... – почти перебила я Ивана, – как только пошла в школу...
Мы говорили, уже не замечая ничего вокруг себя. Даша, беседовавшая с Марианной Генриховной, ушла куда-то на второй план, кухонька померкла, будто свет электрических лампочек стал много мягче, а перед собой я видела только голубые-голубые глаза Ивана.
И больше ничего.
Васик проснулся от того, что кто-то тронул его за плечо. Он рывком поднял голову и огляделся.
«Не может быть, – стукнуло у него в голове, – я спал на лавочке? В том самом сквере, в котором мы договорились встретится с Ниной. Вот так здорово... А сколько сейчас времени»?
Он поднял глаза и вдруг тихо ахнул.
Нина стояла перед ним. Прическа ее была растрепанной, а глаза смотрели устало. Васик крепко зажмурился, молясь, чтобы образ возлюбленной не оказался лишь творениям иссушенного горячкой мозга – как тогда в пустынном баре на неведомой улице.
Он крепко протер глаза. Нина никуда не исчезала.
– Я спал, – хрипло сказал Васик, – веришь, всю ночь шатался по городу, не мог никак дождаться десяти часов... Времени встречи... Пришел сюда и заснул. Сейчас – десять утра?
– Еще нет десяти, – каким-то деревянным голосом сказала Нина, – начало восьмого. Я просто шла мимо... домой. Я всегда хожу здесь – через этот сквер. И увидела, что кто-то спит на лавочке... Потом присмотрелась – а это ты. Сначала не поверила – думала – какой-то бомж...
– Не бомж, – выговорил Васик и поднялся, – это я спал... А можно тебя спросить?
– О чем? – произнесла Нина и глаза ее затуманились.
– Я не первый раз вижу, что ты откуда-то возвращаешься утром, – проговорил Васик, – где ты бываешь ночами?
Нина нисколько не медлила, прежде чем ответить.
– Я – проститутка, – сказала она, – зарабатываю себе на жизнь тем, что сплю с мужчинами за деньги.
Она смотрела ему прямо в глаза. Надежда снова вспыхнула у нее в груди.
«Только бы не понадобилось применять средство дяди Мони, – подумала она, – вот сейчас он рассмеется мне в лицо и уйдет. И больше никогда не придет. И все»...
Скулы Васика порозовели и он коротко рассмеялся. Нина отшатнулась от него и закрыла лицо руками.