Иллюзия вины
Шрифт:
— Я не хочу сильно навязываться, но ты не думал, что тебе может стать легче, если ты просто расскажешь кому-то о том, что тебя волнует…
— Я убил совершенно невиновного человека. И с тех пор это убийство меня преследует… каждую ночь… вот уже пять лет.
— Зачем… или… как ты убил невиновного? — в полумраке я разглядел на ее лице испуг.
— Это… это была случайность. Я… как бы не виноват, так уж вышло… но… все равно виню себя.
— Но если это была случайность… то почему ты тогда винишь себя? Ты же наверно… не знал, что так выйдет…
— Кристен, я убил ребенка! — утомленно, но все же гневно выпалил я, смотря ей в глаза. — Девочку! Ее звали Альма и ей было одиннадцать лет! Маленькую девочку, ростом ниже моей груди!
Кристен перепугано уставилась на меня.
— Прости, я… не хотел, — я закрыл голову руками. — Я… это была случайность. С тех пор как это произошло… я не могу нормально спать. Почти каждый день ко мне в том или ином образе приходит Альма. Я уже начинаю сходить с ума, я не знаю… мне начинает казаться, что не было никакой Альмы и я все это себе выдумал.
— Как это случилось? — послышался ее тихий голос.
— Ты уверена, что хочешь знать об этом? Тебе эта история может не понравиться.
— Нейтан, ты же не маньяк какой-то… я пойму. Мне кажется, что тебе надо рассказать.
Я посмотрел на едва узнаваемое под слабым освещением испуганное лицо Кристен и в бессилии разлегся на диване, закрывая глаза.
— Перед тем как попасть в ФБР, — начал я вспоминать, — я почти шесть лет отслужил в спецназе при ЦРУ. Куда меня только не забрасывали… я бывал и в Ираке, и на границе с Северной Кореей, и в Африке… Наш отряд занимался… разными операциями. В основном это были секретные задания, но иногда мы проводили миротворческие миссии или охраняли различные важные объекты. Однажды меня забросило в Чад… точнее это было пять лет назад. Чад — это одна из африканских республик, находится прямо в центре Африки. Не знаю как там сейчас, но тогда там шла гражданская война и… там был полный хаос. Действующее правительство вело кровавую войну с повстанцами, в стране каждый день что-то взрывалось… сотни людей гибли. Мне… повезло оказаться в этой стране, как раз в тот момент, когда там находилась моя мать.
— Что она там делала? — озадаченно спросила Кристен.
Лежа на диване с закрытыми глазами, я нащупал на полу свою трость и будто пытаясь почерпнуть из нее сил, прижал к груди обеими руками.
Не знаю, было ли это как-то связано с моими повреждениями мозга или с медикаментами, которые я принимал в больнице, но я начал не просто вспоминать, а видеть образы. Я не раскрывал своих глаз и не спал, но передо мной отчетливо возник образ моей матери. Немного полноватая, густые короткие черные волосы, в очках, в белом халате, согнувшаяся над своим микроскопом.
— Она там работала… моя мать была микробиологом и сотрудничала с Красным Крестом… она боролась с различными эпидемиями и провела в Африке более пяти лет. Я знал, где именно она находилась, и, оказавшись неподалеку во время одной из наших операций, решил с ней связаться. В разговоре выяснилось, что поселение, в котором она находилась, катастрофически нуждалось в гуманитарной помощи, предоставляемой Красным Крестом. На тот момент к ним уже посылали один конвой с помощью, но по пути на него напали и разграбили повстанцы. Ситуация у них была критическая — они отчаянно нуждались в помощи. Красный Крест собирался направить еще один конвой, но шансов, что он благополучно достигнет места назначения, было не много. Я обратился к капитану нашего отряда и изложил ему всю ситуацию. Тот прикинул обстановку и решил, что мы сможем на время отвлечься от своей миссии и сопроводить второй конвой до поселения, где работала моя мать. Нам следовало проделать путь от столицы Чада — Нджамены — до небольшого поселения под названием Массагет. На удивление мы без проблем преодолели вместе с конвоем этот путь и благополучно доставили гуманитарную помощь. Но все изменилось, когда мы достигли Массагета…
Я замолчал, вспоминая все ужасы того дня и подумал, что память моя несправедлива. Совсем недавно я получил серьезную травму головы, но забыл лишь то, что мне жизненно необходимо было помнить сейчас. А все то, что уже давно хотел забыть, я помнил во всех красках, вплоть до каждого звука и любой мельчайшей детали.
— И… что изменилось?
— Мы въехали в поселение, я встретился со своей матерью, она порадовалась, что, наконец, увидела меня… в тот день это была наша первая встреча за три года. Мы поговорили немного, мать поблагодарила нас за помощь и отправилась в свое рабочее помещение. Наш отряд расселся по машинам и мы собрались покинуть поселение. Водитель машины, в которой я сидел, успел тронуться ровно на один метр, когда позади нас раздались взрывы от нескольких гранат. Это была повстанческая армия… они в тот день собирались захватить столицу и чтобы облегчить себе задачу, решили выманить часть войск из столицы. Они послали небольшой диверсионный отряд к нам на Массагету. Эти ребята были вооружены в основном гранатами и каждые несколько секунд в течение получаса у нас то и дело раздавались взрывы. Сразу после первого взрыва мы повыпрыгивали из машин и принялись отбивать атаку. Я первым делом ринулся в помещение, где работала моя мать… и то, что я там увидел… повергло меня в шок. Я открыл дверь и увидел за ней улицу. Здания там были хлипкие и гранатой снесло половину помещения. На полу под досками я обнаружил свою мать. Я вытянул ее из-под досок, поставил на ноги… и тут я услышал этот непонятный мне детский крик. На нас с матерью глядело дуло автомата в руках маленькой чернокожей девочки. Она была одета в какие-то порванные тряпки, размахивала оружием и постоянно что-то кричала на своем языке. Я пытался ее успокоить, говорил ей чтобы она опустила автомат, но при этом сам держал ее на прицеле. Она кричала на меня, я на нее… она размахивала своим автоматом, целясь, то в меня, то в мою мать… и в какой-то момент ее нервы не выдержали. Недалеко от нас разорвалась очередная граната и наверно от испуга она нажала на спусковой крючок… выпуская автоматную очередь в мою мать. Я… я тоже дернулся на секунду… понимаешь… это… это так неожиданно произошло. Было такое напряжение, а потом взрыв, ее выстрел… и у меня просто сработал рефлекс — я тоже нажал на спусковой крючок. Я раскроил ей череп автоматной очередью…
Я нервно вздохнул, пытаясь совладать с охватывающим меня чувством горечи, и крепко сжал в руках трость. Подобно тому, как раньше во времена отсутствия анестезии люди сжимали в зубах деревянную палку, чтобы не сорвать голос, крича от боли, я сжимал в руках трость… но только чтобы не свихнуться от своих мыслей.
— Нейтан, прости… это ужасно… я не зна…
— И ты знаешь, я… я тогда просто остолбенел… все случилось так быстро. Взрыв, выстрелы… и моя мать с этой девочкой почти в один момент попадали на пол. А я стоял и… не знал, что мне делать… я переводил взгляд то на мать, то на девочку, не в силах пошевелиться. Я же не первый раз убил человека… но тогда это было… это было еще хуже, чем в первый раз. Я себе даже раньше и вообразить не мог, что когда-нибудь застрелю ребенка… точнее, чуть ли не пол головы снесу. И вроде, так если подумать, то какая разница? Убивать взрослого человека или ребенка? Что это меняет? Ну вырастет ребенок однажды, станет взрослым и я убью взрослого, это разве что-то меняет? Ведь все равно же я убиваю живого человека, какая разница сколько ему лет… но… не знаю. Наверно в голове у меня глубоко засела навязанная кем-то мысль: взрослых убивать — это нормально, а детей… это уже… не знаю… зверство, варварство…
— Может все дело в том, что дети намного слабее взрослых… что они беззащитны перед нами?
— Если бы ты знала ту девочку, ты бы так не думала. На меня… на меня это все сильно повлияло, я стал искать о ней информацию и помимо имени и возраста, выяснил, что она в свои одиннадцать лет уже в бою пятерых убила… ну… шестерых, если считать мою мать.
— Как ее звали?
— Альма…
— Нет… ты уже говорил, твою маму… как ее звали?
— Фиона.
— Красивое имя.
— Наверно.
— Она тебе снится?
— Мать? Нет… — я раскрыл глаза и осторожно поднялся, присаживаясь на диван.
— Совсем не снится?
— Совсем… знаешь, тебе это покажется диким, но если честно я не особо переживаю из-за смерти матери.
— Но… п-почему?
— Это… другая история… скажем так, смотря на тебя, я тебе даже завидую. Ты свою мать любила…
— Она тебе что-то… плохое сделала?
— Нет… она была вполне хорошей матерью. Можно я не буду сейчас об этом… и так в голове черти что.
— Ладно… Ты… из-за этого случая стал заниматься осознанными сновидениями?
— Да, именно из-за этого.
— И тебе это помогает?
В мою дверь громко постучали.
— Прости, это с работы пришли… мне придется сейчас… это очень важно.
— Ладно, я понимаю.
Вновь раздался громкий стук. Я подхватил трость и похромал к двери. Кристен тоже поднялась, но к двери близко подходить не стала.
— Спасибо, — оборачиваясь, я остановился в паре метров от двери, — спасибо, что вытянула меня из больницы, я там понемногу начинал сходить с ума… но мне нужно работать, у нас тут… проблемы.