Иллюзия жизни. Мгновения любви
Шрифт:
Не верящих в удачу оступившихся, как ветром сдуло.
— Теперь — вы. Так значит вы просите о пощаде, — его тяжёлый взгляд переходил от одного к другому, лишая их надежды на милость. — А как мне поверить вам? — Наконец вымолвил он. — Если вы дважды предатели: сначала меня, а теперь того, кому опять поклялись служить?
— Нас обманом заставили, — попытался оправдаться один из них.
— Ну конечно! Вы же малые детишки, — издевательски «пожалел» конунг, и тут же с горечью в голосе добавил: — Настоящий гролинг предпочитает смерть бесчестью. Казнить всех!
Не оборачиваясь и не обращая внимания на крики о пощаде,
***
Но прибывшие в Хойю отряды прислали сообщение, что все бежали, а они везут дочерей Герхарда и фрейлин Биорги назад в Мелору. А эконом бриллы Хойя, летящий с ними, просит аудиенции.
— Аудиенции, ему! — Разгневанно произнес конунг. — Я ему такую аудиенцию сейчас покажу, что он своим задом с год посрать не сможет! Прибудет — пусть ждёт. — Сердито выпалил он свой гнев на Хойю, не один день копившийся внутри, и отправился встречать «своих малышек», одной из которых было восемнадцать, а другой — двадцать.
***
— Да как она посмела бросить вас? — Сердясь на свою бывшую благоверную, недоумевал и поражался конунг.
— Мама сказала, что ты нас любишь, и ничего нам не сделаешь, — явно опасаясь гнева отца, пролепетала младшенькая, Габи. — Даже Аннемари простишь беременность.
— Что?! — Еле переведя дыхание от услышанного, грозно зарычал Герхард, — Кто? Отец кто?
— Вильгельм, — совсем упавшим голоском ответила старшенькая. И Габи обняла её, пытаясь укрыть от гнева отца.
— Как… ваша мать… допустила такое?! — Еле произнося слова, раскрасневшись и задыхаясь от гнева, просипел он. «Попадись только тварь мне в руки!» — Промелькнуло в его мыслях.
— У них была договорённость: я с ним благосклонна, он нам — помощь, — уже плача, и не надеясь ни на что, ответила Аннемари.
— Я был женат на чудовище! — Уже взяв свои эмоции под контроль и понимая, что в ситуации меньше всего виновата его малышка, он по отечески приласкал её. — Не плачь, детка. Я тоже виноват. Слишком мало уделял вам внимания, и слишком доверился этой твари. Обними меня, дочка! Я ничего плохого тебе не сделаю. Но я не могу допустить, чтобы ты родила от урода. Верь мне, милая, что я желаю тебе добра.
Он её приобнял и поцеловал в лоб. Затем быстро, настолько, что она даже не смогла среагировать, ударил её в определённое место живота.
— Т-с-с, — подхватил он охнувшую и осевшую дочь. И тут же связался с медблоком: — Быстро сюда. У моей дочери выкидыш.
Этот метод он не раз применял на любовницах-Обыкновенных. Конунга этому научил Храбан, его отец, который таким образом избавлялся от нежелательных беременностей подруг всех мастей. Единственное — для Моркадо этот метод не годился. По крайней мере, так утверждал его предок.
***
Криге вдруг стало получше; он пришёл в себя, но был плох. Дочь спала после удаления последствий «случайного» выкидыша, медик заверил, что с ней всё будет хорошо и она сможет подарить ему много крепких внуков. И Герхард подумал: «А может ещё всё и обойдётся». И тут его позвали к Номеду, который препятствовал переносу в восстановительную капсулу и требовал встречи с повелителем.
— Помни, что обещал мне, — потребовал, уже вновь еле сохраняющий сознание Крига.
— Излишне мне напоминать об этом! Я всегда держу слово! Борись с костлявой, мой дружище! — Пожав руку другу,
***
Эконом ждал в гостевой уже три часа. И это говорило лишь об одном. Благодаря Вильгельму и Биорге они сейчас потеряют всё, и более того, теперь придётся приложить немало усилий, чтобы репрессии в отношении фон Кольбе закончились «малой» кровью. И хуже всего было то, что сюда же доставили пленённого церекора.
Герхард понимал, что и здесь надо «объяснить». Да так, чтобы следующего раза не было. И теперь он влетел в гостевую, не собираясь тратить много времени на отступников.
— Ты ещё рот пытаешься открыть? — Прервав попытку эконома начать разговор, осадил того конунг. — А теперь внимательно послушайте меня. Альдермен бриллы теперь будет только из моего клана. Это — первое. Второе: и Клан Кольбе, и коруинги восстановят за свой счёт все разрушения в домейнах и бриллах. Мало того, вы оплатите потерю техники, чтобы мы смогли быстро восстановить свою подорванную мощь. Каждому человеку в результате нападения, получившему инвалидность, потерявшего кормильца или изнасилованной женщине, а также мужчине, вы выплатите щедрую компенсацию. Детям, с которыми сотворили такое ваши мрази, вы оплатите восстановительное лечение и до совершеннолетия будете выплачивать контрибуционные стипендии. За каждого раба Меченного вы выплатите штраф, и чем больше увечье*, тем выше сумма. Если вы, коруинги, не подчинитесь, я не оставлю камня на камне от ваших городов, применю самое мощное оружие массового поражения, чтобы во всем нашем мире точно знали, чем закончится неуважение к нам. Кроме того, в течении трех дней вы предоставите мне места для создания контроль-гарнизонов. Строить вам не дам. Мало ли чего вы настроите! Относительно Кольбе: каждому ребенку вашего клана до двадцати лет введем капсулит с ядом. Активатор будет в надёжном месте. О котором буду знать я и действительно надёжные люди. Одно не подчинение и… Думаю, что я понятно высказался. Теперь вы свяжитесь с моим экономом и ярлами, я им предоставляю право контролировать вас. И лучше не сердите меня. Если хотите ещё пожить. Свободны!
***
Ночь принесла печаль конунгу. Его верного ярла и друга не стало. Герхард теперь сидел на кровати, обхватив голову руками, и горевал. По-мужски, беззвучно, не жалуясь, не плача. Паола, оказавшаяся с ним рядом в эту ночь, и хорошо помнящая свои переживания, искренне разделяла его потерю, прижавшись к нему, и пытаясь согреть Рыжего своим теплом. Он был ей благодарен за эту молчаливую попытку облегчить его горе.
Утром девушке предстояла ещё одна печальная обязанность — сообщить Олии о гибели хозяина.
***
Тело Криги, облачённое в парадный синий мундир, обшитый серебряным шитьём, как и положено ярлу, венчало верхушку пышно украшенного поминального костра. При этом выражение лица ярла было безмятежным. Казалось, что он не умер, а просто уснул. У серьёзно опечаленного Герхарда от бессонной ночи под глазами пролегли темные круги. Олия, бледная и осунувшаяся, не плакала. Просто стояла и не реагировала ни на соболезнования, ни на сочувствие. Только попросила подругу не отходить от неё. Они так и стояли, прижавшись друг к другу. Герхард подошёл к ним и тоже приобнял обеих, пытаясь утешить и согреть своим теплом.