Иллюзия жизни

Черненок Михаил Яковлевич

– Можно их посмотреть?

– Щас притащу… – Чибисова торопливо ушла в комнату и вернулась оттуда с разорванной упаковкой книг. – Смотрите, сколько стихов припер…

Веселкин с Голубевым осмотрели упаковку. Из четырнадцати книг, указанных на типографской наклейке, в пачке оказалось тринадцать.

– Еще одна книга где? – спросил Веселкин.

– Максим куда-то утащил.

– Не Сапунцову ее отдал?

– На фига попу гармонь. У Вальки на уме только бабы, водка да баксы… – Тата испуганно глянула Веселкину в глаза. – Они вдвоем какую-то гадость отмочили?

Веселкин улыбнулся:

– Ласточка, зачем тебе о гадостях знать. Лучше расскажи, какой план обсуждали на кухне Сапунцов с Ширинкиным.

– Константин

Георгиевич, ну я же точно не знаю об их плане, только догадываюсь.

– Вот и выкладывай свою догадку.

– Ну, в общем… Вначале друганы тихо шептались. Когда хорошо кирнули, забазарили громко, и я кое-что подслушала… Короче, когда Максим привез книжки, он ездил в райцентр знакомиться с поэтом. А там участковый мент Максима приметил, но толстяк успел слинять от ментовского надзора. Валька сказал, мол, надо тебе, Макс, еще на Кедровую съездить. Максим уперся: «Не-е-е, Валян, вдругорядь не поеду. Мент шибко ретивый, засвечусь с потрохами, и нашему плану будет хана. Ехай туда сам. Побазарь круче с охранницей, может, уломаешь на добровольное согласие». – «Ее, бля, на понты не возьмешь. Сложная штучка. Хозяйку против меня капитально настроила. Если мандражишь, толкуй прямо. Разберусь с поэтом без тебя, но тогда ты вместо толстой пачки баксов получишь фунт дыма». – «Не дыми, Валян, не в мандраже соль. Мыслю, как ловчее обстряпать мокруху». – «Ну, бля, мыслитель! Будешь финтить, пошлю на все буквы». – «Не лезь в занозу. Объясни, с чего шефу взбрело в шарабан, будто поэт – муж охранницы?» – «Она ему такую лапшу навешала». – «А ты, чо правду шефу не сказал?» – «Ну, Макс, ты тупее сибирского валенка. Скажи я правду, шеф разве отстегнул бы пятьдесят косых. Если знаешь, где валяются такие баксы, покажи. Я подниму их и поделюсь с тобой». – «Почему шеф вольтанулся на охраннице?» – «Потому, что не привык, чтобы бабы кидали его, как лохмотника». – «Думает, стоит замочить поэта, она кинется шефу на грудь?» – «Мне, Макс, до лампочки, что он думает, и кто к кому кинется. Баксы уже в моем портфеле, портфель в “мерсе”. Выполним дело, и по двадцать пять косых зелеными будут в наших карманах. Ну, какого хрена ломаешься, как малолетка?» – «Да не ломаюсь я. Давай сразу баксы поделим». – «Нашел лоха! Курочка еще в гнезде, яичко знаешь где, а тебе уже и баксы в лапы подавай. Их, браток, надо честно отработать»… – Чибисова, словно устав, вздохнула. – За каждое слово, Константин Георгиевич, не ручаюсь, но в таком вот духе они базарили.

– Когда этот «базар» состоялся? – спросил Веселкин.

– Вечером перед тем днем, когда по всей области гроза бушевала.

«Шеф» – это кто?

– Назаряна Валька обычно так называл.

– Еще о чем Сапунцов с Ширинкиным говорили?

– Да все об одном и том же бухтели. Разгорячившись, перешли на такой крутой мат, что у меня уши в трубочку стали сворачиваться. Чтобы не слушать матерщину, я с головой укрылась одеялом. Утром на следующий день Валька приехал к нам на своем «Мерседесе».

– В камуфляже был?

– Не, как денди лондонский одет. Я из спальни подглядела, когда он дверь прикрывал, чтобы с Максимом на кухне пошептаться. Быстро умотал. Следом Максим стал собираться. Спросила: «Ты куда?» – «К Валяну. Вернусь поздно». И правда, вернулся уже ночью вдрызг пьяный и завалился спать.

– У кого из них было оружие?

– У Максима ни фига не было. А когда с Валькой жила, он показывал мне пистолет «Зебру».

– Может, «Зауер»?

– Угу, правильно, «Зауер».

– Он не передавал его Максиму?

– Не видела, не стану врать.

– А как сотовый телефон Сапунцова попал к Ширинкину?

– Мобильник, что ли?…

– Да.

– Мобильник Валька оставил, чтобы перезваниваться с Максимом. Домашнего телефона у нас нет.

– Часто они перезванивались?

– Не так

часто, но болтали. Вот в последнюю неделю какие-то непонятные звонки были. Только Максим скажет свое «Хэллоу», в трубке – молчание и никакого разговора. Раз, помню, он сказал: «Набирай правильно номер, телка». И перестал в тот день отвечать на звонки.

– Когда Ширинкин последний раз уехал из дома?

– Позавчера звонок по мобильнику его взбесил. Мне показалось, что какая-то женщина чем-то напугала Максима. Он прямо обалдел. Полдня метался по квартире, как загнанный волк в клетке. Вечером выпил бутылку водки, хлопнул дверью и – привет семье.

– Сапунцовский домашний адрес не забыла?

– Нека. За Каменкой, в девятиэтажке на улице Ленинградской, – Чибисова назвала номер дома и квартиры.

– Когда мамаша Сапунцова бывает дома?

– Она пенсионерка. Целыми днями старая карга запоями листает любовные романы.

– Как ее зовут?

– Вера Александровна.

Вдохновленная лучезарной перспективой стать «полновластной хозяйкой» ширинкинской квартиры, Тата говорила без запинки. Ее ответы, совпадавшие с другими показаниями и фактами, казались искренними.

Найденные возле сгоревшей «Тойоты» Царькова ключи не подошли ни к квартирному, ни к гаражному замкам Ширинкина.

Глава XVIII

– Поедем на улицу Ленинградскую, – усаживаясь с Голубевым в служебную «Волгу», сказал шоферу Веселкин и назвал номер девятиэтажки.

Металлическую дверь повышенной прочности открыла «старая карга», оказавшаяся высокой статной дамой с волевым холеным лицом, зычным голосом и командирскими замашками. Судя по высокомерному взгляду, Вера Александровна Сапунцова в советское время была не последним лицом в Обкоме партии, а перед уходом на пенсию добивала трудовой стаж среди коллег, дружно переметнувшихся из партийных апартаментов в областной Совет, губернаторскую Администрацию или, на худой конец, в коммерческие структуры, занимавшиеся неведомо чем. Несмотря на подполковничьи милицейские погоны Веселкина, она впустила неожиданных посетителей в квартиру лишь после тщательного изучения предъявленных по ее требованию служебных удостоверений.

Убранство просторной улучшенной планировки квартиры, какими раньше обеспечивали руководящих функционеров, соответствовало стандарту той поры. Излишек роскоши не было, но и недостатка в средствах не ощущалось. Одну из стен большой комнаты, куда хозяйка провела незваных сотрудников угрозыска, занимали застекленные стеллажи для книг. Три верхние полки от края до края украшали собрания сочинений классиков марксизма-ленинизма. Все тома в добротных переплетах казались совсем новыми, словно их никто никогда не читал. Такими же, нечитанными, выглядели выстроившиеся длинными шеренгами на других полках книги полных собраний русских и популярных при социализме советских писателей. Из монументальности стандартно оформленных томов выделялась только нижняя полка, пестревшая яркими глянцевыми корешками авантюрных романов, заполонивших книжный рынок в постперестроечные годы.

О том, что случилось с сыном Веры Александровны, Веселкин с Голубевым решили ей не говорить. Свой визит объяснили необходимостью знать подробности о поведении Валентина накануне исчезновения. Вместо того, чтобы сразу рассказать о последних днях, Сапунцова заговорила о единственном своем отпрыске чуть ли не с пеленочного возраста. По ее словам. Валя рос смышленым энергичным мальчиком с задатками лидера. Эту черту характера он унаследовал от родителей. Сама Вера Александровна с комсомольской юности была ответственным работником в партаппарате, а ее муж десятки лет возглавлял крупные хозяйственные организации, но в период горбачевской анархии был оклеветан завистниками и скоропостижно скончался от обширного инфаркта.