Иллюзия
Шрифт:
– Ты и, правда, способен видеть будущее?
– Подчас так же отчетливо, как вижу вас, отец.
– Не боишься обвинений в ереси?
– Пока не страшно, а вот в тринадцатом веке не на шутку бы испугался. – Ле Пюи усмехнулся.
– А что будет в тринадцатом веке? – Понтифик сверкнул любопытством.
– В тысяча двести пятнадцатом году будет учрежден особый церковный суд – Инквизиция. Еретиков обвинят в колдовстве, подвергнут жестоким пыткам, сжиганию на кострах.
– Интересно, очень интересно, кто же тогда будет Папой?
– Иннокентий Третий.
– Увы, проверить твое предсказание невозможно. Вряд ли Господь отмерил мне Мафусаилов век. Но чудные вещи говоришь… Как же мне испытать твой дар? – Викарий Христа задумался, почесывая бороду. – А вот, например, что будет завтра на Соборе?
– Завтра пред духовенством выступит Адельгейда, она же Евпраксия, дочь киевского князя Всеволода Ярославича, сестра Владимира Мономаха, внучка Ярослава Мудрого, жена Генриха Четвертого и, соответственно, королева Священной Римской империи, – бесстрастно излагал Адемар. – Расскажет о претерпленном бесчестии из-за мужа, вовлекшего венценосную супругу в оргии сатанистов-николаитов. Смелая русская. Всю подноготную выложит про Генриха, отдавшего монаршее тело на забаву приспешникам, лично удерживая жену от побега…
– Хватит, хватит! – Урбан замахал руками, начиная убеждаться в пророческих способностях собеседника. Адельгейду готовили тайно, приезд держали в секрете. – Может, русский князь ничего не узнает?
– Язык до Киева доведет.
После томительной паузы, преемник князя апостолов снова решился на вопрос:
– Как думаешь, не повредят ли откровения русской княжны возвращению православия в рамки католичества? И когда это произойдет, наконец? Сорок лет уже, как разошлись.
– Я могу видеть лишь на тысячу лет вперед.
Монтейский надолго замолчал.
– Понятно. – Понтифик тяжело выдохнул. Черт с ним, с воссоединением! Сейчас надо императора на место поставить.
– За Генриха Четвертого не переживайте, победа будет за вами. – Прочел папские мысли епископ. – Хотя удивительно, как быстро сей монарх забыл о Каносском унижении.
– Да не в Генрихе дело! Власть Церкви под угрозой. Все святые каноны! – Верховный первосвященник вскипел, но быстро остыл. – Может, лучше поддержать его сына, Конрада? Кстати, чей он, Генриха или, действительно, швабского князя?
– Законнорожденный. А в остальном – всему свое время.
– И ты это все, вот так просто видишь?
– Да. – Ле Пюи пожал плечами. – Обычно, мне приходят картины, звуки, запахи… подчас нелегко распознать смысл видений.
– Как же тебе удалось добиться просветления?
– Постом и молитвой. Со времен Христа ничего не изменилось.
– Лукавишь, брат, ой, лукавишь. – Урбан погрозил пальцем. – Расскажи мне о звездах.
Монтейский нахмурился, глава католиков интересовался наукой, отнюдь не бесспорной.
– Грешен, отец, признаю – прибегаю к астрологии. И довольно часто. Убедиться в правильности понимания.
– Смотри, Адемар, бесовское учение до добра не доведет. Братия осудит, а там и до лишения сана недалече.
– Предпочитаю не распространяться насчет гороскопов, но отцу всех христиан соврать не мог.
– Вот что, Адемар, я уже три года сокрушаюсь, что благословил Бруно Кельнского на уединение и отпустил в Калабрию для основания монастыря. Лучшего советчика не сыщешь на свете! Я уже отчаялся найти достойного хотя бы мизинца Бруно, но Господь послал мне тебя. Призываю епископа Ле Пюи на должность личного советника Римского папы!
– Еще не время, и не эта миссия уготована мне Богом.
– Что же хочет Творец? – Апостолик улыбнулся новой дерзости.
– Расскажу, когда придет время.
– Груб ты на язык, брат. Смеешь отказывать папе?
– Вы должны мне верить, отец, и тогда все задуманное сбудется. И эпоха блудниц – несмываемое пятно на теле Римской Священной Церкви, забудется, навсегда оставшись в прошлом.
Точно составленная по рассказам очевидцев картинка, пред Урбаном предстали прелести широкобедрой Феодоры – королевы блудниц времен порнократии. Высшее духовенство, купающееся в разврате, и папы, с калейдоскопической скоростью сменяющие друг друга, словно марионетки в бесстыжих руках шлюх. Слава Богу, Господь миловал, родился позже. Не знаю, устоял бы от постыдного грехопадения? Мог бы также как многие, вынужденно, по приказу присутствовать на бесчисленных и бесконечных оргиях. С полузакрытыми глазами читать молитвы, боясь взглянуть на голую, ревущую и стонущую плоть. А блудницы бы кружили, хватали за одежды, увлекали на ложе. Лили в уши елей сладострастия, ласкали языками кожу, пьянили ароматами масел. Хвала устоявшим от дьявольского искушения! Этого повторить нельзя. Моральное разложение приводит империи к гибели.
– В тебе играет гордыня, дворянское происхождение дает знать. – Понтифик отогнал постыдные видения. – Не так ли, сын графа де Валентинуа, владельца замка Монтелимар?
– Гордыня и прочие пороки изжиты. Мною руководит десница Божья. На все его воля.
Верховный правитель Святейшего Престола вновь задумался. Что ж мне с тобой делать? Совсем оторвался от братьев, хотя, может, и правда Господь озаряет твой путь.
– А в чем воля Творца говорить отказываешься… – с укоризной протянул викарий Христа.
– Обязательно расскажу. Через год, на Соборе в Пьяченце, где Адельгейда снова пройдет тяжкое испытание.
Папа встрепенулся. Этого он знать не мог! Хотя, как человек неглупый, мог догадаться. Констанцский Собор – мероприятие местечковое, а вот общеитальянский Собор – другой размах.
– Приедет посол византийского императора Алексея Комнина, просить защиты от мусульман, – продолжал Адемар, – тогда и поговорим о крестовых походах.
– Какие походы, друг мой? Не бредишь ли ты? Может, позвать лекаря?
– Вот, я и говорю, сейчас все это кажется непонятным, оттого и нелепым, через год станет реальностью. Мы связаны друг с другом, отец, неразрывной нитью Провидения.
– Ну ладно, ладно. Я тебе все равно до конца не верю, так что поживем – увидим.
Они замолчали, сквозь думы наблюдая за муравьиными заботами.
– А кто будет следующим папой? – прервал размышления преемник князя апостолов.
– Пасхалий Второй.
На том конце залы раздался грохот, будто массивная плита сорвалась с потолка.