Илья Муромец и Сила небесная
Шрифт:
Окутанный звонкой тишиной лес был весел, и сердце Ильи улыбалось ему в ответ.
Когда проторенная купеческими караванами тропа резко свернула, и Бурушка уже хотел было пойти за ней, смышлёный мужичок неожиданно скомандовал:
– Тпру!
Убаюканный лесной красотой, Илья вздрогнул и спросил:
– Чего?
– Направо объездная, а тебе на прямоезжую.
– Да где ж она, не вижу!
Вместо объяснений Иван спрыгнул на землю и отвёл в сторону густо укрытую листьями лозину.
– Здесь прямоезжая лежала! А нынче быльём поросла. Похоже, скучает теперь Соловушка: некого ему грабить, горемычному. Значит, придётся разбойничкам на объездную перебираться…
Илья наморщил
И как представил Илья рыдающую в подушку Лукерью да сиротинушек Анюту, Пелагею, Варвару, Костика, Серафима и Никитку, сквозь горючие слёзы взывающих: «Где ты, батя? На кого нас покинул?» – так ему тошно стало, что прокричал он, пугая народ лесной:
– Ну, держись, Соловей окаянный! На тебя сам Муромец, идёт!
– Складно говоришь, теперь бы дело сладить! – укоризненно покачал головой смышлёный мужичок. – Но ежели не поляжешь в бою с лесным разбойником, ещё свидимся.
– А ты разве не со мной? – удивился Илья, уже прикипевший душой к своему верному попутчику.
– Нет, потому как помехой буду. Соловей злобой сыт, а на меня он большую злобу держит. Увидит, и сил у него вдесятеро прибавится. Не совладать тогда с ним и дружине богатырской. Посему лучше сам иди: он тебя за противника не посчитает, значит, силу собрать не успеет. Однако времени у тебя немного будет, так что мечом не маши, а на меткий выстрел надейся. Скоро привал на ночь сделаем, а утром поучу тебя стрелять да стрелы делать, на том и разойдёмся…
– Иван, а чем ты Соловья так озлил?
– Было чем, только рассказывать долго…
– Так и ночь длинная.
– Ладно, расскажу, тем паче меня хлебом не корми, а дай погуторить всласть. Надую полны уши, было б кому слушать!
Когда лес начали окутывать сумерки, путники спешились, чтобы засветло набрать хвороста для костра. Вообще-то, собирал один Илья, потому что с первой же ходки в буреломник притащил такую охапку дров, что на три костра хватит.
Иван ловко сладил поленницу, и вскоре облюбованную путниками поляну осветило пламя высотой в человеческий рост. Над ним плясали искры и улетали в темноту, где уже проступили звёзды.
– Лепота… – прищурив хитрый глаз, промурлыкал смышлёный мужичок. – И светло, и не зябко! Сейчас закусим чем Бог послал и на боковую…
– А рассказать?
– Ну, раз не забыл, боковая отменяется: будем мою сказку слушать.
Иван поднял с земли дорожный мешок, развязал вервь и улыбаясь проговорил:
– Ну, сума, покажи, чем богата сама, дай есть и пить, да не скупись! Ибо какова еда, такова и хода.
Затем он сунул руку внутрь и достал:
ржаную буханку,молока склянку,огурец зелёный,а другой солёный,белой брынзы ломоть, что за раз не слопать,горшок с наслажденьем райским – мёдом майским,пшена на кашу – любимицу нашу,соль в тряпице,бутылкуИлья смотрел и дивился, как это в тощий заплечный мешок уместилось такое богатство? Словно прочитав его мысли, Иван хлопнул себя по лбу и достал из сумы два огромных краснобоких яблока:
– Ешь, пока живот свеж! Кто ест скоро, тот и работает споро!
– О-го-го! – согласился Бурушка, за что тут же получил ржаную краюху, щедро сдобренную солью.
Когда поели и попили, Иван собрал в ладонь со скатёрки хлебные крошки, ссыпал их в рот и задумчиво проговорил:
– Мошка – крошка, а крови ведро выпьет. Ну ничего, сейчас мы комаров дымом накормим.
Смышлёный мужичок, кинул в догорающий костёр еловую ветвь, от чего поляну заполнил едкий дым, аж в глазах защипало, зато комары с истошным писком кинулись искать добычу попроще.
Илья глядел вверх и не мог наглядеться. Казалось, звёздное небо тоже глядит на них тысячью тысяч глаз, но в этом взгляде не было ничего пугающего: наоборот он нежил и лелеял одиноких путников, как любящий отец своих детей…
ОДИХМАНТЬЕВИЧ И БУДИМИРОВИЧ
– Ну, слушай, коли не шутишь, – сказал Иван, подкормив угасающий костёр хрустящим хворостом. – Только сперва устроимся поудобнее. Голова от разговоров не болит, а вот мягкому месту и стелить надо мягко.
Выбрав пенёк пошире, смышлёный мужичок положил на него, сложенную вчетверо скатёрку, похлопал по ней ладонью и улыбнулся: мол, сойдёт! Муромцу было проще: он снял с Бурушки сбрую и пристроил седло на соседнем пеньке. Получился, если не княжеский трон, то боярский табурет, а, может, что и получше: ведь стоял он не в душной горнице, а на пахучем хвойном ковре под яркими звёздами.
Устроившись, попутчики для приличия помолчали, как и подобает перед важным делом, а с ними замолчал и лес, словно весь превратился в уши.
– Стало быть, жили-были в Новгороде Великом, что стоит на реке Волхов, два гостя, то бишь два купца, – неспешно начал свой рассказ Иван. – Одного звали Одихмант, а другого Будимир. И хоть занимались они одним делом, друг на дружку походили мало. Одихмант – пространный: косая сажень в плечах, кулачищи – что бочки, борода – помелом. А Будимир – худой, и бородёнка – клином. На них глянешь – и сразу ясно, у кого как дела идут. Ведь не зря же богатый говорит: «Егор мне должен», – и расправит бороду в одну сторону; «И Кондрат должен», – расправит в другую. А бедный плачет: «Всем я должен: и Кондрату, и Егору, и Ерёме, и Кузьме…», – да всю бороду и сгребёт в горсть!
Одихмант возил в Киев золото и пушнину, а Будимир – ткани рядовые, чтоб ремесленный люд из них порты шил. Оно, вестимо, и на таком предмете можно деньгу сколотить, да не выходило у Будимира. То его обкрадут, то фальшивой гривной расплатятся, а то подвода с товаром под воду с моста бульбухнет.
То ли дело Одихмант! Этот к чему не притронется, всё в звонкую монету оборачивает. То краденное за полушку скупит, то чужой товар на соблюдение возьмёт, а назад не вернёт, то сорвёт хороший куш за денежки, в рост ссуженные, а то и клад найдёт! Конечно, завистников у него хватало, и за его спиной часто шептались: «Пусти душу в ад, будешь богат». Да только он на шёпот не оборачивался, ведь на то он и купец, чтобы вперёд смотреть.