Илья Муромец и Сила небесная
Шрифт:
А вот этого говорить не стоило! Потому что Нагай на мгновение побледнел, и его лицо исказила злобная гримаса. Но малость покумекав, он спрятал злобу в бороду и растянул жирные губы в улыбке, если, конечно, волчий оскал можно назвать улыбкой.
– Вот ты как заговорил… А ну, отвечай: кто таков и откуда!
– Много знать хочешь! Скажу только, что в детстве меня Ильёй окрестили, по батюшке Ивановичем величают, а прозвище моё…
Он уже хотел сказать «Чоботок из Карачарово», но вовремя прикусил язык: ведь скажи он так, то не ровён час этот бандюга заявится
– …а прозвище моё – Муромец!
Собравшимся на торжище муромчанам это прозвище пришлось по душе, хотя никто – ни сразу, ни потом – не смог припомнить ни одного знакомого Муромца, тем паче такого ладного и к тому же не испугавшегося Нагая. Честно говоря, именно последнее обстоятельство и выручило Илью. Ведь кабы не приглянулся он горожанам, его бы враз разоблачили, а так лишь чуток удивились, но всё же приняли за своего.
Сказать честно, Илья и сам немало удивился своей придумке. Однако вряд ли он так назвался случайно: ведь Муром, ставший первым городом, который довелось увидеть бывшему сидню, тоже ему приглянулся, вот он и выбрал себе прозвище по сердцу.
– Илья Муромец, значит… – цыкнул Нагай, словно пробуя богатырское имя на зуб. – Вижу, не люб тебе торг. Ну, да ладно, не хочешь рядиться – не надо! Тогда давай иначе рассудим: супротив твоего меча ржавого я справный лук-саадак – поставлю. За такой татарский султан мешок золота даст, потому как бьёт саадак далёко – не обоймёт око. Устроим сшибку честную, а кто верх возьмёт, тот всё получит!
– Не соглашайся! Обманет! От Нагая живьём ещё никто не уходил, – послышался рядом горячий шёпот.
Илья чуть скосил глаза и увидел того самого смышлёного мужичка, что давеча советовал держать ухо востро и остерегаться ушлых людей. Услышав новое предостережение, новоявленный Муромец задумался. Ведь если в первый раз мужичок оказался прав, то и во второй не ошибётся. Илья опустил голову и увидел свои лапти, которые для боя никак не годились. Но сапоги были в суме, а сума со щитом висела на Бурушке, а Бурушка был крепко причален к коновязи, которая находилась на другом конце торжища.
Илья тяжело вздохнул, поднял глаза и тихо проговорил:
– Согласен!
ПЕРВАЯ БИТВА
Несмотря на предупреждение смышлёного мужичка, всё началось по-честному. Нагай вынул из-за спины лук с загнутыми концами и протянул Илье.
– Гляди, чудо какое: на четыреста саженей бьёт. Туг лук – не всякий его растянет, зато с полсотни шагов щит пробивает, а со ста – кольчугу! Я из него столько народу положил, что и считать бросил. На, пощупай, а то вдруг такой оказии больше не будет…
Илья никогда раньше не держал в руках боевого лука, поэтому не знал, что с ним делать, тем более Нагай предусмотрительно не дал стрелу. Муромец нерешительно взял лук в левую руку и колупнул ногтём тетиву. Тетива дрогнула и туго запела, словно струна на гуслях.
– А ты, вижу, знаешь
Разбойник покрутил головой, высматривая, куда бы положить саадак. Внезапно его взгляд остановился на широком прилавке, уставленном глиняными горшками. Нагай сделал шаг и ладонью-лопатой смахнул горшки на землю. Жалобно завыв, торговец бросился собирать черепки. Но бандит отшвырнул его носком зелёного сапога и загоготал:
– Не плачь – получишь калач!
Швырнув лук на освободившийся прилавок, он протянул руку в сторону Ильи. Немного поколебавшись, тот отстегнул меч вместе с ножнами, но Нагаю не отдал, а положил сам. Теперь лук и меч лежали рядышком над разбитыми горшками, словно показывая народу, как легко война может разрушить мир.
– Муромец… Муромец… – услышал Илья знакомый шёпот.
Он поискал в толпе смышлёного мужичка и увидел, что тот делает глазами какие-то знаки и незаметно тычет себя пальцем в грудь. Илья шагнул в его сторону и тихо спросил:
– Тебя звать-то как?
– Иван, – одними губами ответил мужичок.
«Как батю!» – подумал Илья, а вслух сказал:
– Нагай, тут у меня дружок верный есть… Пускай он, пока мы биться будем, меч посторожит… да и лук заодно. А то тут разный народ водится: подмётки на ходу режет и кобыл из-под вершников уводит.
– Пущай сторожит, коли делать нечего, – легко согласился Нагай и, смачно сплюнув, добавил: – Как по мне, один дурень – хорошо, а два – лучше! Ну, давай, показывай, на что годен.
Илья смерил взглядом ладно сбитую фигуру противника и понял, что бой будет нелёгким. Эх, был бы меч! Тогда другое дело. Мечом он клён свалил, а вот крепость кулаков ему испробовать покуда не довелось. Вору, правда, заушину давеча дал. Так то разве считается? Но делать нечего: назвался груздём, полезай в кузов…
– Господи, благослови! – прошептал Илья и, размашисто перекрестившись, пошёл на Нагая.
А дальше произошло то, чего он меньше всего ожидал.
– Стой, дурачина! – зычно рявкнул Нагай. – Видать, ты вчера из берлоги вылез, ежели медведем на рожон прёшь?
По услужливому хихиканью толпы, Илья понял, что дал маху. Он в растерянности остановился, тем более, что его грозный соперник не сделал и шагу, чтобы сойтись в честном поединке.
– Ты что о себе возомнил? – явно издеваясь, продолжал Нагай. – Охолонь! Кочету с орлом состязаться, только курей смешить.
– Так у нас же уговор был…
– Уговор был. И сеча будет. Только знай: лапоть сапогу не пара! Не пристало мне об мужика голоштанного руки марать. Другие найдутся, у которых всё одно кровь под ногтями ещё не засохла…
Нагай хлопнул в ладоши и выкрикнул несколько слов на незнакомом языке. Тут же со всех сторон, сметая собравшихся зевак, к нему устремились непонятно откуда взявшиеся громилы. Их защищали юшманы – кольчужные рубашки с вплетёнными металлическими полосками, а налитые мышцами руки и столпоподобные ноги прикрывали металлические пластины, как у римских гладиаторов.