Илья Муромец и Сила небесная
Шрифт:
– Мужики, тут надобно спокойно разобраться…
– А чего разбираться: бей всех, опосля разберёмся!
– Точно! За одного битого двух небитых дают!
Илья соскочил с Бурушки и, привязав коня к тыну, протиснулся в толпу. В середине было посвободнее, потому что там стояла белая корова с рыжими подпалинами. За один её рог ухватился угрюмый черноволосый мужик, а за другой – бойкий парень в рыжих веснушках.
– Моя Беляша! – бубнил в бороду чёрный. – Я её с детёныша вскормил…
– Люди добрые, да что ж это такое делается? – в ответ орал рыжий. – Веду, значит, свою Светляшу на торг продавать, а тут этот: вцепился
Народ чесал бороды и кряхтел, не зная, кому верить. Поэтому решение поколотить обоих выглядело самым правильным.
– Тут судья нужен! – пытаясь охладить толпу, выкрикнул неказистый мужичонка в серой кучерской поддёвке.
– А где ж его взять, судью-то? Можа, в княжеский терем с коровой заявиться?
– Тады точно всем быть биту…
– Зачем в княжеский терем, – не сдавался погоняла. – Тута решим. Вон пущай хотя бы этот, из приезжих, за судью будет. А то мы уже битый час толчёмся, а всё никак не раскумекаем, кто ворюга, а кто законный хозяин.
– Пущай говорит… – нехотя согласились люди. – Башка у него большая, видать, ума много. Значит, как скажет, так тому и быть!
– Ну, давай, гуторь, – дёрнул Илью за рукав возница и, снизив голос, добавил. – Токмо, кажись, чёрный брешет: гляди, какая рожа отвратная!
Илья оторопел, так как до этого думал, что речь идёт о ком-то другом. Он покрутил головой, словно ища пути к отступлению, но мужики сгрудились вокруг плотной стеной. Делать нечего, пришлось стать судьёй в этом непростом деле. Хотя, по правде, дело было пустяшным. Ясно, что чёрный – вор: уж больно рожа у него воровская. А ещё ясней, что сирота – хозяин, уж больно жалостливо хлопал он рыжими ресницами. У такого забери корову – враз ноги протянет с тоски и голодухи.
Илья открыл было рот, чтобы вынести приговор, как вдруг вспомнил наставление старца: «Сначала думай, потом делай!»
«Господи, благослови!» – одними губами прошептал он и вдруг сделал такое, чего и сам не ожидал.
Выхватив меч из ножен, он молвил грозным голосом:
– Нету у меня времени разбираться, кто правый, а кто виноватый. Посему поступлю по справедливости: полкоровы – одному, полкоровы – другому.
С этими словами он вскинул меч и прицелился аккурат промеж коровьих рог.
– Окстись, изверг! – неожиданно закричал чёрный. – Я – вор! Только не руби, пущай целую забирает.
– У-у-у! – яростно загудела толпа.
– Так бы и давно! – весело цыкнул зубом рыжий, похлопывая корову по белому боку. – А то сироту любой обидеть норовит. Кабы не заступник, остался бы я без Светляши… Ну, пошли, продавать тебя будем. А этому всыпьте, как следует, чтобы наперёд не повадно было на чужое рот разевать.
Сирота вырвал из рук поверженного врага хворостину и наотмашь хлестнул корову по тощему заду. Та обиженно замычала, но сделала шаг вперёд. Толпа расступилась и рыжий быстро погнал свою Светляшу вверх по улице.
Первая часть представление закончилась, но все ждали вторую. Не откладывая в долгий ящик разгорячённый народ начал подступать к черноволосому, дабы как следует проучить эту отвратную рожу. Но тут произошло неожиданное.
– Стой, ворюга! – загремел вслед рыжему Илья да так, что сирота аж присел с перепугу. – Верни корову хозяину!
– У-у-у! – загудела толпа, ничего не понимая.
– Да неужто тот, кто коровёнку с детёныша вскормил, дозволит разрубить её пополам, – объяснил Чоботок народу. – Вот настоящий хозяин и признал себя вором, чтобы жизнь Беляше спасти.
– У-у-у! – возликовала толпа, одобряя воистину соломонову мудрость приезжего молодца.
– …только-не-бейте!..меня-бес-попутал! – заверещал рыжий, улепётывая с такой скоростью, что никто за ним даже не погнался.
И только чёрный ничего не сказал. По его изгрызенным оспинами щекам, застревая в густой бороде, текли слёзы, делая отвратную рожу доброй и сладкой, словно медовый пряник.
ТОРЖИЩЕ
В Муроме Илья хотел выпытать, как попасть на заброшенную прямоезжую дорогу, где разбойничал Соловей. Перед отъездом он расспрашивал Неждана, но тот всегда путешествовал с большим купеческим караваном, поэтому надобности запоминать путеводную тропу у него не было. Одно знал, что сначала надо свернуть влево (потому что, если вправо, попадёшь в княжескую усадьбу), потом проехать мимо пойменного луга, заливаемого водами Оки, а уже опосля, когда начнётся лес… На этом месте Неждан – малый не робкого десятка – начинал заикаться и стучать зубами.
– Да оставь ты его, Илья Иванович! – вздыхала Лукерья. – От него больше ничего не добьёшься. Он как вернулся, так в темноте заснуть не мог: всё лучину на полати тащил, пока раз одеяло не прожёг. Пришлось мне муженька пустырником отпаивать и пиявками страх-кровь выгонять. Еле его выходила, так и то он с открытыми глазами спит и щекой дёргает. Я ему щёку подвяжу, веки закрою, а он: «Уйди, кричит, мне с открытыми глазами спать сподручнее!» «Да как же оно сподручнее, спрашиваю, кады с открытыми много не наспишь?» А он: «Сколько не насплю, всё моё!», – и опять щекой дёргать, только уже другой. Так что, Илья Иванович, не поминай ты энтого Соловья, разбойника окаянного, а то мой Неждан Пантелеевич сызнова огонь под одеяло потянет, покуда всю избу подчистую не спалит…
Слушая причитания супружницы, Неждан хмурился и едва слышно бурчал:
– Видела б она, сколько Соловей-разбойник тогда кровушки пустил, по-другому бы заговорила. Сам не знаю, как я утёк? Видать, потому, что товара не пожалел. Телячью кожу в лесу бросил, зато свою сберёг…
…Но и в Муроме поначалу ничего разузнать не вышло. Народу много, а спросить не у кого, потому как одни про Соловья не ведали, а другие ведали, да вместо того, чтоб рассказать толком, куда ехать и чем его, злодея, бить, лишь тряслись, как листы на ветру. А что у листа выведаешь? Разве, куда ветер дует. Так Илья и сам знал куда, теперь бы узнать откуда?
Наконец, попался один смышлёный мужичок в худой одёже, но с весёлым глазом. Окинув Илью с ног до головы и одобрительно похлопав ладонью по крутому Бурушкиному боку, он причмокнул, потом присвистнул, а потом надоумил наведаться на торжище (базар, по-нашему), где бывает много пришлого люда.
– Авось кто чего и знает, – заключил мужичок и, подмигнув Бурушке, добавил: – Только окромя пришлого, там и ушлый народ водится – всё больше беглые каторжники и отпетые бродяги. С такими держи ухо востро, поскоку подмётки на ходу режут и кобыл из-под вершников уводят.