Илья Муромец и Сила небесная
Шрифт:
– Это почему?
– Потому что я люблю другого.
– Это кого же? Илью, что ли? Так он же это…
Однако Вера не дослушала. Выронив букет на землю, она заплакала и побежала прочь, оставив влюблённого Кочкина под печальной луной.
– Ну и ладно, тогда на Клавке женюсь! – крикнул он вдогонку. – Ещё пожалеешь, да поздно будет: ведь я однолюб!
ЗОЛОТОЕ ПОЛЕ
После этого случая Кочкин три дня просидел дома, боясь, что над ним будут смеяться. Однако Вера никому ничего не сказала, даже Кате с Настей, хотя те, не увидев следов
– Приставал? – в лоб спросила Настя.
– Кто?
– Да ладно, сама знаешь кто. Сварщик наш. Он же нас специально с Катькой отослал, чтобы с тобой остаться.
– Везёт же людям, – печально сказала Катя.
– Да, что вы, девочки! Что у нас может быть с Семёном? Он такой забавный. Про Клаву мне рассказывал. Говорил, что жениться собирается.
– Здорово! – обрадовалась Настя. – Надо ей сказать, а то она уже все глаза проплакала.
– Эти мужики хуже медведей, – задумчиво проговорила Катя. – Топчутся вокруг, а как до дела доходит, у них медвежья болезнь начинается.
– А ты откуда знаешь? – прыснула Настя.
– Подслушала, когда сестра с Клавой говорила. А ещё она сказала…
Стоп, тут мы лучше отойдём в сторону, поскольку не хотим подслушивать по примеру Кати. Только скажем, что мы услышали вдогонку. Вдогонку мы услышали звонкий Настин смех…
А через день после этого разговора вся Башмачка знала, что Семён собрался делать предложение Клаве Караваевой. Когда этот слух дошёл до Кочкина, он вылил на себя остатки «Шипра», надел белую рубаху и пошёл сдаваться, вернее, свататься.
Забегая вперёд, скажем, что семья у Клавы и Семёна получилась на удивление крепкой и с каждым годом крепчала всё больше. Хотя чему тут удивляться, если всего через семь лет вокруг Клавы и Семёна крутилось ещё пять Кочкиных: Паша, Пётруша, Светланка, Валюша и карапуз Володя, которого счастливая мамаша таскала в рюкзаке с дырками для ног!
Однажды вечером Колька Цопиков пришёл в беседку с загадочным лицом. Было видно, что его распирает какая-то радостная тайна, но он не спешил её выдавать. Пока все рассказывали разные истории, Колька молча смотрел в темноту с любимым выражением лица советского разведчика Штирлица в исполнении Вячеслава Тихонова, которое означало: «Веселитесь? Ну-ну…» Когда начали расходиться, Цопиков пошёл провожать Илью и Веру, но только у калитки таинственно прошептал:
– Завтра у мостка в пять утра!
– А зачем так рано? – спросила Вера.
– Надо! – заговорщицки ответил Колька.
– Раз надо, придём, – согласился Илья. – Правда, Вера?
– Конечно.
– Ну, тогда до утра! – бросил Цопиков и растворился в темноте.
Перед сном Илья рассказал деду о необычном приглашении.
– Колька парень хороший, – подумав, сказал тот. – Только свитера возьмите: по утрам на реке прохладно. Валя, собери им поесть. И кислого молочка не забудь.
– Ой, куда ж им в такую рань? – запричитала бабушка Валя. – Днём, что ли, пойти нельзя?
– Нельзя! – отрезал дед. – С Николаем не пропадут, да и сами не маленькие.
– Не волнуйся, бабушка, не пропадём, – заверил Илья. – Только вы в полпятого меня разбудите, а то я ни за что не встану.
– Разбудим, разбудим, – усмехнулся дед. – Если сами не проспим.
Все проснулись вовремя! Илью, правда, пришлось минут пять тормошить – такой у него был богатырский сон. А Вера вспорхнула, как птичка, и сразу побежала умываться.
За окном ещё было темно, но эта темнота не походила на ночную. Она ещё густела и клубилась, но сердце чуяло, что ночь на излёте. Наполненная прохладной свежестью, сиплым петушиным пением, брехом ранних собак, тьма не казалась страшной в сладком предвкушении близкого дня.
До мостков добрались быстро: Вера катила коляску, а Илья держал сумку с провизией и светил фонариком. На берегу их уже ждали Жека и Толибася.
– А где Цопиков? – спросил Илья, поздоровавшись с друзьями.
Вместо ответа Жека махнул рукой в сторону реки. Ножкин посмотрел туда и увидел слабый отблеск света на водной ряби. А ещё он услышал далёкое тарахтение мотора. Оно становилось всё громче, и наконец из-за излучины Самоткани показался силуэт большой лодки с яркой фарой на носу. В прозрачных сумерках было видно, как пенятся белые буруны вдоль её бортов.
Подплыв ближе, лодка начала по-автомобильному сигналить, а над ветровым стеклом в приветственном жесте мелькнула рука.
– Колян! Колян! – закричал Толибася, от нетерпения подпрыгивая на месте.
– Й-й-йо-ха! – подражая вождю апачей заорал Цопиков, выпрыгивая на берег. – Получилось!
– Ты что, у отца лодку взял? – недоверчиво спросил Илья.
– Без спросу, наверное? – предположила Вера.
– Ага, её возьмёшь без спросу. Там такие противоугонки, что ломом не перешибёшь! – со знанием дела сказал Толибася.
Жека не сказал ничего: он молча любовался лодкой. И тут было на что посмотреть! Над водой, вздымая бока, высился могучий речной конь, причём не пластмассовый, а железный. Конечно, многие сейчас рассекают волны новомодными пластиковыми катерами, которые стоят столько денег, что писать противно. Но всё это просто дорогие игрушки, ведь серьёзные люди не построят пластмассовый крейсер или пластмассовую подводную лодку.
Отец Кольки, дядя Митя, был человеком серьёзным. Он работал в рыбинспекции и всё рабочее время проводил на воде. Но этого ему было мало. В выходные он тоже шёл на реку, где на лодочной станции его ждал любимый боевой катер с гордым именем «Прогресс-4». Лет десять назад, когда моторки стали выходить из моды из-за дороговизны бензина, он купил на городской водной станции по очень сходной цене раскуроченный донельзя катер, привёз в Башмачку и загнал в сарай, который временно был превращён в верфь.
Следующие пять лет дядя Митя в одиночку пилил, сверлил, строгал и клеил. Материал на восстановление шёл подножный. То есть тот, что валялся под ногами. Особенно ценной была свалка возле бывшей машинно-тракторной станции, где при желании можно было найти даже обломки космических кораблей.
На шестой год отцу стал помогать восьмилетний Колька. Толку, правда от него было мало, но работалось веселее.
– Ну что, скоро вы там? – спрашивала мать, когда её мужики ломали хлеб плохо отмытыми от ржавчины и краски руками.