Илья
Шрифт:
Морано также через подставных лиц настойчиво искал в среде скупщиков краденого некий старый золотой медальон, но успеха в этом предприятии не имел.
****
Историю своего исцеления и обретения могучей, нечеловеческой силы Илья ни от кого не скрывал: ему и в голову не приходило это делать. Во всем, что с ним происходило, во встрече с тремя путниками он не чувствовал ничего тайного или призывающего к тайне. Но эта часть его истории померкла на фоне истории его встречи со Святогором.
Умер Святогор, умер. Передал
Богатырство русское оплакало Святогора. Оплакала Святогора Русь. Лился мед в скорбные чаши, и поминальные службы звучали по всей Руси. Старый богатырь, давно уже запертый своей силой на камнях Святых гор, забывший людей и их нужды, людьми забыт не был. Да, он стал легендой, почти сказкой; но всякий пахарь на Руси хранил в глубине души память о том, что он живет одновременно с легендой и на одной земле с ней.
А Илья, худощавый, с его извиняющейся, грустной улыбкой и всегда прищуренными глазами, легендой не был. Получил парень силу по наследству. Повезло.
На княжьем дворе, а подчас и прямо на киевских улицах Илью звали и просили подсобить, если тяжесть была неподъемна: угол дома ли просел, балку ли плотники взялись вязать не по своим силам. Илья никому не отказывал. Улыбался, перешучивался, помогал. И шел дальше по своим делам, пряча грусть в прищуренных глазах, как будто хотелось ему насовсем остаться с плотниками или грузчиками, таскать тяжести, пересмеиваться, есть из одного котла, да вот нельзя.
А люди думали о нем: хороший парень, безотказный. Славно, что сила досталась такому.
Алеша Попович думал по-другому.
****
Алеша, поповский сын, прозванный за то Поповичем, богатырем был сильным и отважным, но и разгильдяем таким, что хоть пори, хоть гони. Бабник отчаянный, врал как дышал и в зернь сплутовать мог. И несмотря на всю свою силу, бит бывал в темных переулках неоднократно.
Однако за обаятельную легкомысленную веселость Алеше прощалось многое, в том числе и дерзость, не считавшуюся ни с чинами, ни с обстоятельствами.
Илья слышал историю первого появления Алеши при дворе. Благословленный отцом на богатырство сын соборного попа был принят Владимиром приветливо. Князь предложил ему место за пиршественнм столом, отвечавшее его высокому происхождению. Алеша, считавший, что заслуги могут быть только своими, а отцовские не в счет, отказался и присел в конце богатырской скамьи - как младший и ничем не прославившийся. Князь чуть удивился и прихмурился было: едва явился, а уже возражает, но гости одобрительно загудели - скромность парня пришлась им по душе. Ну, скромность так скромность, и князь тут же забыл об Алеше - были дела поважнее.
Владимир в то пору вел с помощью Добрыни сложную игру - Хазарское царство, разгромленное его прадедом Святославом, стремилось воссоединить раздробленные части и обрести прежнее могущество,
Посол явился последним. Его звали Тугарин, прозванием Змей, и он был нелюдью. Кто-то за столом уже видал хазарского посланника, для других его внешность оказалась впечатляющей неожиданностью. Тугарин был огромен, рогат, покрыт крупной чешуей, а за его спиной шуршали полусложенные крылья - как будто сделаннные из тончайшей бересты.
При всеобщем молчании, которое вполне можно было считать вежливым, он прошел к столу и уселся между князем и княгиней.
Владимир и бровью не повел. Апраксия, сжавшись в комочек, сдавленным голосом предложила гостю угощаться чем Бог послал.
– А что, князь, - раздался с дальнего конца звонкий молодой голос, - княгиня уже не люба тебе, что позволяешь всякой твари болотной между вами устраиваться?
Князь промолчал, как будто не услышал. Промолчали и все присутствующие. Тугарин медленнно повел выпуклыми, похожими на стрекозиные, глазами, нашел говорившего и чуть осклабился. Нехорошо так, обещающе.
Он взял со стола блюдо с запеченным лебедем и с урчащими, чавкающими звуками стал заглатывать вместе с перьями, воткнутыми поварами для украшения. Часть перьев сыпалась из раскрытой пасти вместе с ошметками мяса. Кости Тугарин попросту сплюнул на стол перед собой.
Гости перестали есть - как-то уже не хотелось. Апраксию явно мутило. Тем не менее "Кушайте, гостюшко дорогой" она из себя выдавила.
– Была у моей матушки, попадьи Анисьи Михайловны, свинья дурная, грязная, - сообщили с дальнего конца весело, - жрала что ни попадя. Представьте, зарезали.
Выпуклые глаза посла врезались в говорящего. Они начинали мерцать красным, как угли в отгоревшем костре. Тем не менее, Тугарин продолжил трапезу. Запив съеденное медом из жбана (половина пролилась на скатерть), он придвинул блюдо с кабанчиком и стал пожирать его, хрустя костями.
– У батюшки моего, попа Левонтия Рязанского, была собачонка лысая, паршой изъеденнная, - не обманул ожиданий молодой голос, - костью подавилась и сдохла. И собаке за этим столом, что с костями жрет, участи не миновать дохлой на задворках валяться.
Посол перестал есть.
– Там, внизу, в запечье, - осведомился он неожиданно звучным высоким голосом, указывая на Алешу многосуставчатым пальцем с коричневым загнутым когтем, - смерд у вас сидит?
– Нет, - спокойно ответил Владимир.
– Это сильный и могучий русский богатырь Алеша, сын соборного попа.
Оскорбление от смерда - не оскорбление, Тугарин выяснил то, что хотел выяснить.
Даже большинство богатырей не успело заметить, как он бросил нож. Алеша не стал уворачиваться, он перехватил нож на лету. За рукоять.