Илья
Шрифт:
Вечером, развязывая пояс, наткнулась на зеркальце. Смотреться в него не хотелось, и она поспешно сунула его под подушку, мельком подумав, что старуха именно так и велела.
— Что это? — с любопытством спросил Илья. Так спрашивают дети, когда ожидают сюрпризов и радости. Алена вся, со всем, что она делала, была для него сюрпризом и радостью.
А она вдруг непонятно и остро застеснялась того, что у нее, одноглазой, со шрамом на лице, — зеркальце. Рядом с Ильей она давно не вспоминала о своем уродстве, это было совсем неважно, важно было совсем другое,
Илья кивнул. Это было ему свойственно — он не обижался и не строил подозрений, если кто-то, даже самый близкий, о чем-то не хотел говорить. Он знал, что у каждого есть что-то, что не всегда откроешь, даже тому, кому хочешь открыть, был бережен с этим, боялся переступить черту, но всегда был тревожно и заботливо благодарен, если пускали.
И Алена сразу забыла о зеркальце, ну его!
Алене приснился ангел. Конечно, приснился, хотя ей и казалось, что она проснулась. Но нельзя же видеть ангела просто так, бодрствуя? Конечно, нельзя.
Ангел был точно такой же, каким был нарисован в церкви на потолке в той деревне, где она жила в батрачках после смерти родителей. Даже выщерблинка на пухлом личике, получившаяся оттого, что доска в потолке треснула, у этого ангела тоже была. Ангел смотрел на нее грустно и с состраданием.
Правда, когда она немного отводила глаза, ей казалось, что ангел подергивается и даже как-то неприятно подпрыгивает. «Это кажется», — сказала она себе. Ведь это же был ангел, он ей приснился, а разве ангелы могут гадко подпрыгивать?
— Ты можешь выбрать, — сказал ей ангел, — я получил разрешение предоставить этот выбор тебе. Но у нас мало времени.
— Что я должна выбрать? — не поняла Алена, но сердце уже сжалось больно-больно.
Она уже знала, что это никакой не сон, а все на самом деле.
— Ты знаешь, что Илье дана волшебная сила, — сказал ангел.
Алена кивнула.
— Но дана она не просто так, а чтобы спасти Русь от большой беды и полчищ врагов.
Алена снова кивнула — Илья говорил ей это, и не раз.
— Если вы с ним поженитесь, вы будете жить душа в душу, у вас будет много детей, вы будете счастливы. Но Русь он тогда не спасет. Так суждено. Если вы сейчас расстанетесь, у него не будет семьи, ничто не будет связывать его, он будет свободен, как должно ему быть, и спасет Русь.
Алена молчала. Конечно, так и должно было быть: того, что ей уже было дано, было гораздо больше, чем она заслужила. Это же Илья… Самый прекрасный, самый добрый и мудрый человек на свете. Она никогда до конца не верила в счастье всегда быть с ним. Это было слишком много; таким, как она, столько не достается.
— Я уговорил предоставить выбор тебе, — не понял ее молчания ангел, — как выберешь, так и будет. Но если ты откажешься выбирать, высшие силы предложат это сделать Илье. Торопись, время на исходе.
Предложат Илье! Илье! Тут нечего и думать, что он выберет, любой
На мгновение ей показалось, что в ее мыслях промелькнуло что-то, что противоречило безвыходности выбора, вообще всему, что говорил ангел, показалось, что во всем этом есть какая-то ложь, но это мелькнуло и пропало. Судьба, сказал он…
Конечно, она уйдет. Но только нужно сделать так, чтобы Илья не подумал, что с ней что-то случилось, и не подумал, что она предала и разлюбила его. Это было бы для него слишком больно. Этого бы она не вынесла.
И она знала, как это сделать.
Осторожно поднявшись, чтобы не разбудить Илью, Алена выскочила из шатра в предрассветный мрак, побежала в лес — как была, босиком. Она не заблудилась в темном лесу, даже ни разу не споткнулась — казалось, что-то вело ее. Вот и бугорок, поросший ирисами — теми, что они подарили друг другу, нежнейшими.
Она сорвала несколько. Они касались ее рук влажными листами, тыкались в лицо сонными ночными головками, как будто останавливали. С чего она взяла, что уже выбрала? Почему уверена, что выбор именно такой? Они с Ильей подарили эти цветы друг другу, почему же они не могут выбирать вместе? Разве это правильно — выбирать в одиночку, прячась от него? От него, с которым все должно быть вместе? Она остановилась, стараясь собрать прыгающие и убегающие мысли.
«Поторопись. Время на исходе», — сказал ангел в ее голове. И мысли пропали, она побежала ночным лесом, торопясь успеть и не ошибаясь дорогой.
Илья спал, тихий, безмятежный, такой родной; от него как будто исходил свет. И ей снова захотелось приостановиться, подумать, но ангел не дал. Алена положила цветы на постель, на то место, где совсем недавно спала. Оделась.
Вышла из шатра в зарождающийся рассвет. Луговина была в тумане, и вся трава, приподнявшись к солнцу, была в капельках росы. На каждой травинке по капельке. И только от шатра вела в туман протоптанная кем-то узкая дорожка стряхнутой росы, примятых трав.
«Иди по тропе», — сказали ей. И она пошла.
Алена пыталась вспомнить ангела и что вообще она делает здесь, но перед глазами прыгала и кувыркалась от гадкой радости какая-то кривая рожа, то ли в личине, то ли сама такая. Алена обернулась, чтобы идти назад, но тропы не было. И луговины не было, сзади стоял лес. И было непонятно, где она. И кто она, тоже стало непонятно.
Илья проснулся, как от толчка, удивившись, каким глубоким только что был его сон. Протянул руку, но не нашел Алены. Коснулся чего-то влажного, рывком сел. Рядом с ним на постели лежали ирисы, нежнейшие. Капельки воды на них еще вздрагивали, и вздрагивали листья, чуть подрагивали головки. Цветы были положены только что.