Им помогали силы Тьмы
Шрифт:
— Кто конкретно возглавляет путч?
— Генерал-полковник Людвиг Бек, и он заручился поддержкой очень многих видных военачальников, которые не желают пресмыкаться перед Гитлером: фельдмаршал фон Витцлебен, который станет Главнокомандующим вооруженными силами; Гальдер, который, возможно, займет пост начальника Генштаба; Хойпнер, Ольбрихт, Фелльгибель, Остер, Хазе, Вагнер и адмирал Канарис. И новые наши блестящие офицеры тоже с нами: Мерц фон Квирнхейм, Клаус Шенк фон Штауффенберг, Фабиан фон Шлаубрендорфф и Хеннинг фон Тресков. Это ведь он тогда отправил в самолете Гитлера бомбу под видом коньяка, хотя я тогда, разумеется, не мог тебе об этом сказать. С нами оба шефа полиции: граф Гелльдорф и Артур Небе. И военные губернаторы во Франции и в Бельгии обещали арестовать в Париже и Брюсселе всех нацистов. Обо всем позаботились заранее. Нам с тобой нечего опасаться.
Грегори приоткрыл щелочку между занавесками и наблюдал за графом. За те два года, что он не видел фон Остенберга, граф успел здорово состариться. Среднего роста, худой, теперь уже почти окончательно поседевший, он выглядел на все шестьдесят.
А граф тем временем продолжал вещать:
— Бек становится новым главой государства, но только временным правителем, пока мы не возьмем под свой контроль ситуацию в стране и не заручимся поддержкой англо-американского союза против вторжения на наши земли русских. Несмотря на заявление в Касабланке Рузвельта, что речь может идти лишь о «безоговорочной капитуляции», они не откажутся пойти на разумные компромиссы с нами, когда мы скинем нацистов: меньше всего им улыбается перспектива того, чтобы Австрия, Германия и Венгрия оказались под пятой коммунистов. Но наша позиция в то же время ориентирована против военной диктатуры: как только мы разберем накопившиеся завалы в политике и экономике, Карл Герделер унаследует верховную власть от Бека и сформирует коалиционное правительство, куда войдут социалисты и другие наши друзья. Тогда можно будет произвести широкие выборы снова. Но больше я тебе пока ничего не могу сообщить до вечера или до завтрашнего утра. Сейчас я только заглянул на минуту, чтобы принести тебе радостные вести. Немедленно направляюсь в Берлин, чтобы узнать поточнее, как там развиваются события.
Торопливо поцеловав Сабину в щечку, немолодой любовник ушел. Едва зазвучали его шаги по садовой дорожке, Сабина быстро прошла через гостиную к картине в позолоченной раме, сняла ее со стены, и на ее месте Грегори увидел небольшой тайник. Открыв его, Сабина вынула из ниши телефонную трубку и через секунду произнесла:
— Мне нужен господин Вайцзеккер. Срочно! Срочно, я говорю! Разговор первостепенной важности. На проводе номер сорок три.
Садовая калитка хлопнула, и Грегори вышел со словами:
— Какие сногсшибательные новости. Но что это ты там колдуешь?
Она сделала в его сторону нетерпеливый жест рукой, а затем в телефонную трубку сказала:
— Это ты, Эрнст? Дай мне срочно господина рейхсминистра. Сейчас, сейчас! Это дело не требует отлагательства!
— Эй! — окликнул ее Грегори. — Ты что, хочешь заговорщикам все карты спутать, плутовка?
С горящими глазами и румянцем на скулах она прикрыла трубку ладонью и огрызнулась на него чуть ли не со злобой:
— Нет, конечно. Даже если бы и хотела, сейчас уже слишком поздно. Я по личному вопросу.
Снова в трубку она произнесла:
— Что, он в штаб-квартире в Восточной Пруссии? Шлосс Штейнорт? Тогда немедленно свяжись с ним, Эрнст. Немедленно. Скажи ему, что я только что узнала, что Гитлер мертв. Вроде какой-то «адской машиной» взорвали или что-то в этом роде. Что генералы захватили власть в Берлине. Передай ему, чтобы был осторожен.
Затем она отключила связь, убрала трубку в тайник, закрыла дверцу, тряхнула головой и объяснила Грегори:
— Это частная линия в Министерство иностранных дел, которую Рибб установил, когда наезжал сюда. Я ею не пользовалась, кажется, уже целую вечность. Слава Богу, она не пострадала от бомбежек. Что до меня, так пусть Гитлер жарится в Аду. И все его соратники-приспешники-лизоблюды вместе с ним тоже — пусть их. Но Риббу я должна предоставить шанс спастись. Как бы там ни было, но он мой старый близкий друг и всегда вел себя по отношению ко мне как джентльмен.
С этим Грегори поспорить не мог, наоборот, он восхищался ее решительностью и быстротой, с которой она действовала. Он улыбнулся Сабине:
— Разумеется, ты права. Твое предостережение позволит ему улететь в Швецию прежде, чем его возьмут за шкирку военные. Что ж, ему повезло, что он оказался не в Берлине, а где-то далеко отсюда.
Она, улыбнувшись, сказала:
— Пойдем-ка, дружок, в погреб и выберем по такому случаю самую лучшую бутылку.
К половине восьмого бутылка опустела, поэтому за ней последовала другая, а из кладовки была добыта холодная закуска. К половине десятого вечера шампанское начало давать себя знать. Сабина вольготно раскинулась на кресле и, заложив руки за голову, размечталась:
— Дорогой, как бы я хотела, чтобы ты поднял меня на руки и отнес в постельку… А что, это так уж совсем-совсем невозможно, милый?
Грегори обдумал ее предложение и пришел к логическому умопостроению, что если какие-нибудь обстоятельства и могли бы послужить ему извинением для нарушения обета верности Эрике, то сейчас наступила именно такая минута. Война, почитай, уже почти подошла к концу, и он дожил до победного финиша в самом что ни на есть целомудренном состоянии. Схвати его сейчас полиция, ему в принципе нечего бояться: гестаповцев к завтрашнему дню станут вылавливать, как когда-то евреев, а все камеры пыток постараются переоборудовать под бордели, чтобы скрыть по возможности следы преступлений от глаз победоносных союзников. Так что если уж пить шампанское и завершать праздник в постели с красавицей, каких мало, то не стоит с этим мешкать, а следует приступать прямо к делу.
Сабина тоже не собиралась сидеть в кресле весь вечер. Она вскочила, подбежала к нему и попросила:
— Ну, пожалуйста, не упрямься! Уже целых шесть месяцев прошло, разве какие-то недели могут сыграть большую роль? Я осторожно, милый, обещаю!
И воспитанно усевшись ему на колени, принялась объяснять языком жестов — поскольку губы были заняты поцелуем, а жестов он все равно не мог видеть, — насколько осторожно она будет обращаться с его боевыми ранами. У Грегори от шампанского, духов и осязания ее тела голова пошла кругом, и он поплыл. Оторвавшись от его губ, Сабина жарко зашептала:
— Милый, я тебя так хочу сейчас… Отнеси меня наверх, покажи, что ты меня любишь… Как раньше…
— Нет! — горько воскликнул несчастный англичанин. — Я не могу! Так будет нечестно по отношению к моим боевым ранам. Я сделаю все, что в моих силах сегодня ночью, а потом останусь навек импотентом. Ты разве этого добиваешься?
Она как-то подозрительно помолчала, потом вздохнула:
— Да, конечно. Ты прав, как всегда. Извини, дорогой. Насильно мил не будешь.