Им помогали силы Тьмы
Шрифт:
Грегори был уже так близок к двери, что первым его порывом было броситься бежать, но рассудок подсказал — любая попытка к бегству отсюда обречена на провал. Геринг уже должен был вынуть из стола пистолет и целиться ему в спину. Ну что ему сейчас могли дать несколько минут отчаянной гонки по коридорам? Нет, так не годится, если уж он дошел до последней черты, то лучше будет принять смерть достойно.
Он медленно обернулся в сторону причудливой фигуры в римской тоге. Геринг ленивым жестом приподнял жирную ладонь с пальцами как сосиски и поманил его, сверкнув кольцами и перстнями:
— Идите сюда, англичанин. Я вас узнал по шраму над бровью, но вот имени вашего не припомню. Как бишь
— Саллюст, — негромко произнес Грегори, шагнув к столу и вытянувшись перед рейхсмаршалом по стойке «смирно».
— Ну да, конечно же, теперь припоминаю. А поначалу я помнил только, что вы тот самый британский агент, который, рискуя жизнью, пришел ко мне, считая, что Эрика находится в застенках гестапо и ее необходимо оттуда вызволить.
— Именно так, Ваше превосходительство. Затем вы угостили меня ужином, и мы всю ночь напролет просидели, обсуждая планы, как развязать войну между финнами и русскими.
— Да, да! Кажется, с того времени пролетела целая жизнь. Все теперь отлично припоминаю. Хотя наши страны находились тогда в состоянии войны, но в наших общих интересах было заставить финнов драться. И я тогда даровал вам жизнь, потому что у вас хватило мозгов предложить, как лучше это сделать.
Грегори выдавил улыбку, не слишком, правда, убедительную:
— Хотя наши страны до сих пор находятся в состоянии войны, возможно, мы снова можем найти нечто объединяющее наши интересы. Тогда я вам сослужил хорошую службу в Финляндии, если вы помните…
— Нет-нет! — хрипло хохотнул Геринг. — Времена теперь совсем другие. Теперь ни вы, никто другой уже не в силах вытащить нас из этой заварухи. Ставки сделаны, господа! Теперь, каковы бы ни были ваши способности, я уже не в силах вам предложить что-то в этом же духе.
За последние пять дней и ночей Грегори усиленно раздумывал, что конкретное он бы мог предложить рейхсмаршалу в случае, если будет раскрыт как британский агент. Ну вот, его опознали, он попытался выторговать свою жизнь в обмен на какие-то услуги и получил, как и предполагал, отказ. И сейчас он гадал, как с ним поступит рейхсмаршал — сразу прикажет расстрелять или в память о заслугах перед Германией даст ему орден, а расстрелять прикажет на рассвете?
Геринг приподнял руку. Грегори было подумал, что он нажмет кнопку вызова в столе, чтобы позвать охранника, но рука Геринга сверкнув немыслимыми каратами, сделала приглашающий жест в сторону стула. Он промолвил:
— Эти люди, что собрались в той комнате, наводят на меня смертную тоску. Присядьте и расскажите мне о себе. Как давно вы в Германии? Зачем пожаловали к нам в гости, чего собирались добиться этим маскарадом под оракула?
Уже семь месяцев миновало с той поры, как Грегори оставил Англию, и любая информация, которой он располагал, безнадежно устарела. Поэтому он без колебаний рассказал о том, как прилетел в Польшу за механизмом «Фау» и как его там оставили без денег и документов.
— Вот судьбинушка вам нелегкая выпала, — посочувствовал Геринг. — А главное, чего ради — этого дурацкого фейерверка? Я всегда говорил и говорю, что создавать эту хлопушку, которая стоит столько же, сколько хороший самолет, чтобы она могла нести на себе одну средних размеров бомбу — это верх идиотизма, но фюрер меня не послушал. И вместо этого позволил крикливому жулику Геббельсу разрекламировать ее как «новое оружие возмездия», способное выиграть войну. А что из этого всего вышло? Люди теперь просто не верят всему, что говорят по радио. Да с такими затратами и с такими силами я бы добавил в «Люфтваффе» десять тысяч самолетов, и побережье Нормандии представляло бы совсем другую картину. Но продолжайте дальше. Что с вами произошло потом?
Ни минуты не сомневаясь в
Геринг слушал повествование с интересом, иногда даже смаковал кое-какие подробности, но когда Грегори перешел к изложению Заксенхаузенского успеха Малаку в качестве оракула, рейхсмаршал насупился и отметил:
— Но вот уж последнее — это из области ловких догадок. Я, скажем, уже долгое время могу предсказать, как будут разворачиваться события для Германии, ошибаясь лишь в незначительных подробностях.
— Ничуть в этом не сомневаюсь, — согласился Грегори. — Но в вашем распоряжении вся информация, у Малаку, когда он сидел в концлагере, не было на руках ничего, кроме слухов и новостей, которые запаздывали на многие недели. Даже вам бы не удалось предвидеть провал высадки британских парашютистов при Арнеме.
— Еще как удалось. Все успешные операции вашего Монтгомери объясняются его исключительной осторожностью и тем, что он пользуется своим превосходством в воздухе.
— Положим, что так. Но не забывайте, что в вашем распоряжении были карты боевых порядков, как своих, так и противника, а у Малаку не было ничего. А наступление на Арденнах? Откуда ему было заранее знать его ход из обычных источников?
— Вроде, неоткуда. Тут вы, быть может, правы. Скажите тогда, вы всерьез верите в то, что он сказал о мае месяце, как критическом для Германии, когда мы, нацистские лидеры, все между собой передерёмся, а некоторые из нас предпримут попытки к заключению мира с союзниками?
— Абсолютно точно, верю.
Геринг тяжело вздохнул:
— Боже, чего бы только я ни отдал за то, чтобы заключить этот мир уже завтра! С нами уже покончено, нация погибла, ее вызывает к жизни лишь стальная воля фюрера. Теперь хоть ползи да помирай!
— Вы забываете о Великобритании. Ее голыми руками не возьмешь! Британский народ сплотился вокруг Черчилля и готов драться до последнего.
— В конце концов вам бы пришлось смириться с этой участью, — с горьким смешком отвечал Геринг. — Это в том случае, если бы все пошло, как я задумывал. Ведь мы знаем, что действительной опасностью для западной цивилизации был и остается коммунизм или, иными словами, Советская Россия. Но Россия могла подождать. Она бы не осмелилась напасть на нас, поэтому нам надо было приложить все усилия на подавление тех правительственных режимов, которые относились терпимо к коалиции с коммунистическими партиями и силами. Мы уже завоевали Австрию, Чехословакию, половину Польши, Данию, Норвегию, Голландию, Францию, Югославию и Грецию. В Италии, Испании, Румынии, Португалии и Финляндии уже правили режимы, которые поставили компартии вне закона. Швеция и Швейцария — с этими проблем бы не возникло. Во всей Европе только одна Британия оставалась прибежищем наших настоящих врагов, которые вовсю пользуются себе на благо вашей доисторической традицией давать приют всяким анархистам, саботажникам и революционерам. Если бы Германия не растратила двух третей своих сил на вторжение в Россию, то мы сумели бы так надавить на Великобританию, что она бы вынуждена была принять наши условия и втянулась бы в войну против Советов, но уже на нашей стороне.