Им помогали силы Тьмы
Шрифт:
Грегори не захотел упустить момент, пока комендант расположен благодушно, и пообещал эсэсовцу значительно более интересное праздничное представление в рождественскую ночь, если он соблаговолит дать им имена и даты рождения нескольких из приглашенных. Для этого, правда, им понадобится некоторое время для астрологических исследований и расчетов. В довершение он пояснил непонятливому коменданту, что, как он сам сможет убедиться, они оборванны, голодны и насквозь промерзли на работе, а для чистоты эксперимента и для достижения психологического и эстетического воздействия на аудиторию им понадобится теплое помещение и возможность поработать с гороскопами.
Сначала их пропустили через санобработку, чтобы не занесли с собой вшей, затем поместили
На третий день их навестил комендант. В его обращении с ними теперь сквозило любопытство и некоторая доля неуверенной уважительности.
— Вы были правы, — сказал он. — Генерал Рунштедт предпринял наступление в Арденнах за день до того, как я послал за вами, но знать об этом из каких-то естественных источников вы не могли. Танковые армии фон Рунштедта двинулись в атаку на американцев, и генерал Брэдли со своими частями в панике бежал. Мы захватили Динан, американцы сдаются в плен. Можете просить все, что вам потребуется для рождественского представления, и даже вино. Я вам пришлю приличную одежду, чтобы вы могли показаться перед моими гостями.
Это празднество запомнилось как самое странное из всех, на которых Грегори доводилось бывать.
В концлагерях не было казарм для женатых охранников-эсэсовцев, вместо них имелся офицерский бордель и бордель для рядового и сержантского состава. Неудивительно, что все приглашенные на рождественский ужин женщины были сотрудницами офицерского заведения. Только четвертую часть из них составляли собственно немки, остальные были француженки, польки, венгерки, чешки, голландки, бельгийки. Подбирались они по внешним данным из многих тысяч интернированных на территорию Германии женщин из разных стран. Они знали, их ждет тяжелая участь, если они не будут полноценно удовлетворять своих многочисленных клиентов: непосильный труд, лишения, голод, побои, изнасилования — всего этого им уже в достатке пришлось хлебнуть, и они вовсе не стремились возвращаться к такой жизни, предпочитая эту форму рабства как менее обременительную.
Вели они себя на празднестве Рождества Христова раскованно. В начале вечера со своим номером выступили Грегори и Малаку. Успех они имели огромный, так как предсказали заключение мира весной, что русских англо-американская дипломатия и военная сила не допустит оккупировать большую территорию Германии, что немцы не очень пострадают от своих победителей, которые будут с уважением относиться к немецкой нации, которую они заинтересованы сохранить во всем ее величии. Затем было гадание по рукам, но недолго, так как огромное количество съестного и море разливанное шампанского, награбленного немцами во Франции, быстро сделали свое дело. Несмотря на оптимистичные предсказания Малаку, все присутствующие отлично знали, что Германия стоит на краю пропасти, и это, должно быть, последнее Рождество, где можно попировать вволю. То есть тот самый случай, когда «ешь, пей, веселись, и черт с ним, с будущим!» Никому скоро не было никакого дела до предсказаний собственной судьбы. К десяти вечера девок уже успели раздеть под их поощрительный смех и вызывающие жесты и разного рода подначивания, к одиннадцати все присутствующие успели разоблачиться и занимались своими делами на софах и креслах, девицы отплясывали канкан на столах голышом, а смешанные пары копошились под столами. Те из идейных арийцев, что не признавали связей с представительницами других народов или вообще с представительницами прекрасного пола, гордо демонстрировали, каким образом они собираются сохранять чистоту расы. В целом эта пьяная оргия была несколько в духе императора Тиберия и немало позабавила как сатаниста, так и Грегори, который впервые видел такую оргию своими глазами. В четыре
Вечером появился комендант, довольно потрепанный после вчерашнего. Они поздравили его с Рождеством, он уселся на одну из кроватей и начал их выспрашивать о том, как они сюда попали, как их жизнь довела до подобного свинства. Малаку представился доктором, осужденным за растрату казенных средств, а Грегори придерживался версии адвоката Протце из Любека.
Тогда гость поведал им о себе, рассказав, что эта должность ему очень не нравится, поскольку совесть его отягощалась ежедневными тысячами умерших от истощения и непосильного труда рабов, да и осознавал он, что союзники его по головке не погладят за работу коменданта концлагеря, когда придут сюда и прознают про этот конвейер смерти. Но ничего поделать с существующей при данном режиме системой он не мог и только честно выполнял порученное ему дело. «Мистики» ему посочувствовали и посоветовали перевестись в какое-то менее уязвимое с точки зрения человеческой морали место до окончания войны. Малаку предложил погадать ему по руке, но Кайндль отказался, пояснив, что больше привык полагаться на собственные силы, чем на Провидение.
Перед уходом он сказал:
— Ну ладно, вы, ребята, мне показались приличными людьми, поэтому я могу себе позволить сделать одно доброе дело — оставить вас здесь, а не отсылать обратно в кишащий вшами простуженный барак.
Три недели пользовались они гостеприимством коменданта. Затем, в начале второй недели января, как-то поутру охранник, приставленный к ним, сообщил, что штандартенфюрер Кайндль куда-то перевелся и вчера вечером отбыл из Заксенхаузена. Их снова отправили обратно в барак, оставив, на память о легкой жизни приличную одежду.
Эти неприятные перемены в жизни заставили Грегори снова погрузиться в очередную депрессию и безнадежную меланхолию, так как, несмотря на то что талант Малаку дважды позволял им временно улучшать жизненные условия, он не понимал, каким образом, даже если им посчастливится угодить уже третьему по счету коменданту, это позволит выжить им в таких жутких условиях. Малаку же уговаривал его немного потерпеть, так как скоро ситуация переменится к лучшему. И действительно, через две недели его слова подтвердились.
31 января за ними снова пришел охранник, только на этот раз их не вызывали к коменданту, а приказали собрать пожитки, затем отконвоировали к железнодорожной ветке, протянутой к концлагерю, и посадили в сопровождении охранника на поезд, на котором их довезли до Берлина. Затем пересадили на другой поезд. Когда они тронулись, Грегори стал допытываться у Малаку, куда они, по его мнению, направляются. Тот только качал поседевшей головой:
— Мне известно лишь то, что один из больших начальников в нацистской партии услышал о моих необычайных способностях и приказал послать за нами. Для нас начинается новый этап жизни, о котором я рассказывал вам еще тогда, сразу же при встрече в Заксенхаузене. Нам будет грозить смертельная опасность, но я уверен, что мы ее преодолеем, то есть я точно выживу, а ваша судьба будет зависеть от того, насколько разумно и взвешенно вы будете вести себя в нужное время. Я буду помогать направлять вас по пути, предначертанном звездами.
Через полчаса они вышли из поезда на какой-то странной станции, подождали минут десять, пока не подъехал большой автомобиль и из него вышел улыбающийся штандартенфюрер Кайндль:
— Вот видите, я не забыл о вас, — сказал он, отпустил охранника и предложил им сесть в машину. Машина быстро понеслась по дороге, и меньше чем через милю они остановились у внушительного вида ворот с часовым.
Грегори смутно припоминал, что однажды ему уже приходилось проезжать через эти ворота или очень похожие на эти. Он уже успел обратить внимание на то, что на Кайндле была другая форма — форма полковника «Люфтваффе». Их бывший комендант дал необходимые пояснения: