Имам Шамиль
Шрифт:
Гази-Магомед прожил недолгую жизнь, но в памяти потомков он остался великим имамом, заложившим краеугольный камень единения горских народов.
БОГ ВОЗРОДИЛ ЕГО ИЗ МЕРТВЫХ
Очнувшись, Шамиль увидел себя лежащим в скальной расщелине среди зарослей шиповника. Колючий кустарник и спас их, уцепившись за одежду, когда они катились вниз. Увидев рядом муэдзина, который отделался ушибами и царапинами, Шамиль сказал ему: "Оставь мертвого. Я уж не жилец этого мира. Твои заботы не спасут меня от Божьего предопределения. Гяуры знают цену нашим шкурам и не оставят нас в покое. Спасайся, пока есть возможность". Шамиль был уверен, что Всевышний вот-вот призовет его душу и что хлопоты муэдзина способны лишь погубить его самого. Не договорив, Шамиль закрыл глаза и скоро уже лишился последних признаков жизни. Полученных им ран хватило бы на несколько человек,
Белый орел кружил над умирающим Шамилем, и клекот его вторил муэдзину. Шамиль очнулся. Обращаясь к пораженному муэдзину, он спросил: "Не пропустил ли я вечернюю молитву?" Шамиля стошнило кровью, но дышать стало легче. Превозмогая слабость, он начал омовение. За неимением воды он совершил его растертой в порошок землей.
Закончив молитву, гимринцы пошли по едва заметным козьим тропинкам в сторону соседнего аула Унцукуль. Но скоро силы вновь оставили Шамиля, он упал на камни и пролежал без сознания до утра. Холодный ночной воздух проникал в его легкие через открытую рану. "Ах, какой Божьей благодатью была в ту ночь моя рана! — вспоминал позже Шамиль. — Она умеряла мой жар, она освежала все мое раскаленное нутро".
Утром Шамиль почувствовал себя лучше, и они отправились дальше.
Унцукулыды, опасаясь возмездия, не решились принять Шамиля. Но законы гостеприимства не позволяли им оставаться вовсе безучастными. Тем более что никто не сомневался в его скорой смерти. Они помогли его тестю Абдул-Азизу спрятать Шамиля в молельне, скрытой в садах за аулом. Вскоре и Патимат с младенцем на руках перебралась в это временное пристанище. Лекарь, удивляясь, что Шамиль остался жив после таких страшных ран, приготовил турунды из целебных трав и мазь из смеси меда, воска, масла и древесной смолы.
Почти месяц Шамиль находился между жизнью и смертью. Когда Шамиль приходил в себя, он видел заботливую жену и забавного сына, понимал, что не может оставить их, и это помогало ему превозмогать боль и бороться за жизнь, которая теперь принадлежала не только ему. Не зря он так упорно тренировал свое тело в молодости, теперь оно возвращало ему долги. Преданность жены и искусство Абдул-Азиза тоже делали свое дело. И Шамиль начал понемногу поправляться.
Вскоре он вернулся в Гимры. В селе он увидел много такого, что вынужден был упрекнуть земляков: "Неужели вы думаете, что с уходом Гази-Магомеда ушел в тот мир и шариат?" Когда оказалось, что одних слов недостаточно для возвращения отступников на путь истинный, Шамиль решил восстановить шариат силой. Отступников было много, но Шамиля это не смутило. Застав их сборище в купальне, где они весело обсуждали, как вышвырнут из Гимров оставшихся мюридов, Шамиль бросился на них с обнаженным кинжалом: "А ну, неверные собаки, посмотрим, кто над кем потешится: вы ли над мюридами или мюриды над вами!" Толпа в ужасе разбежалась, а вслед ей полетел забытый бубен. Устрашился и назначенный царскими властями старшина Гимров, который не посмел препятствовать Шамилю.
Когда гимринцы собрались в мечеть на праздничную молитву по случаю Курбан-байрама, Шамиль объявил им: "Гимринцы! Вы, кажется, думаете, что с Гази-Магомедом погибло и святое дело, за которое мы так ревностно боролись? Но я докажу, что вы ошибаетесь. Клянусь вот этой мечетью, клянусь и всеми находившимися в ней Божьими книгами, что я подниму святую веру на подобающую ей высоту. Желающие изменить шариату пусть объявят себя теперь же. Я хочу посмотреть на этих молодцов и полюбоваться их храбростью!"
Шариат в Гимрах был восстановлен, а старшина, потерявший всяческое уважение, бежал из аула.
В горах разнеслись слухи о воскрешении Шамиля. Люди верили, что Бог возродил его из мертвых, чтобы он спас живых.
ВТОРОЙ ИМАМ
Но Розену казалось, что в горах все застыло. В Петербург полетели победные реляции. Розен великодушно простил гимринцев, не забыв, однако, обложить их штрафом. Спокойствие, наступившее в Дагестане, внушало главнокомандующему надежды на окончательное успокоение края. Мятежный мюридизм то ли был сломлен, то ли укрылся в недоступных аулах, то ли его вовсе не было…
Но это был обманчивый покой снежной лавины, ждущей лишь рокового толчка.
Тем временем, не желая оставлять народ без пастыря, шейх Ярагинский призвал к себе ближайших сподвижников покойного имама, чтобы подготовить избрание нового предводителя. Все сошлись во мнении, что лучшим преемником Гази-Магомеда мог бы стать Шамиль. Но, учитывая его состояние, в имамы теперь прочили Гамзат-бека.
Вскоре все общества Дагестана получили приглашение шейха прислать
Чаша весов окончательно склонилась в пользу Гамзат-бека.
После торжественной молитвы Гамзат-бек обратился к народу: "Мудрые сподвижники тариката, почетные старшины храбрых обществ! Гази-Магомед молится за нас на небесах. Он не умер, он святой, он в раю, и прелестные гурии услаждают новую жизнь его! Из вас, правоверные мусульмане, может всякий быть вместе с ним, если будете следовать его примеру. Он свято исполнял тарикат, первый объявил газават и погиб с оружием в руках, защищая родину. Будем ли к нему не признательны, уменьшим ли ревность к исполнению тариката, ослабнем ли духом после смерти Гази-Магомеда, когда он во всяком деле будет помогать нам, оставляя на время битвы гурий и рай из любви к нам? Мы не будем его видеть, но он будет показываться гяурам во время боя на белом коне в зеленой одежде, и все мюриды, с ним погибшие, окружат его на белых конях. Меч его будет сокрушителен, и гяуры, объятые ужасом, будут искать спасение в бегстве".
Избрание состоялось, и воодушевленные приверженцы нового имама отправились готовить народ к грядущим битвам.
Гамзат-бек был человеком ученым, отважным и веселым. Он любил жизнь, но считал, что судьба предначертана свыше и противиться ей не желал. В молодости он прославился грандиозными пирами и всевозможными увеселениями, он любил музыку и танцы, он хотел сделать жизнь прекрасной и получить от нее все, что она способна была предложить умному юноше из богатого и знатного рода. Пресытившись праздностью, он окунулся в познание наук, надеясь найти в них способы расширить границы бытия. Отец определил его к знаменитому ученому Нур-Магомеду из Хунзаха. Помня о заслугах отца Гамзата — отважного военачальника Алискендер-бека, ханша поселила Гамзата в своем доме. Здесь Гамзат и увидел, как наивны были его прежние представления о полноте жизни и как необъятны возможности власть предержащих. На родине, в Гоцатле он был первым, здесь же он был всего лишь одним из свиты могущественных аварских ханов. Природные дарования показались ему ничтожными по сравнению с властью, которая иным достается без особых трудов — по наследству. Он понимал, что власть — тяжкое бремя, но бремя это всегда кажется сладостным. А когда в горах стремительно возвысился простой крестьянин из Гимров Гази-Магомед, приводивший в трепет великих ханов, Гамзат почувствовал, что замкнутый круг наследственных монархий вот-вот разомкнется. Что судьба предлагает народу и ему редкую возможность изменить свою тягостную участь. Мир менялся на глазах. Казавшееся вековечным и неколебимым легко рушилось от новых веяний, а народ будто просыпался от тягостного сна. Идеи реформатора совпали с надеждами Гамзата. И он решительно ступил на это тернистое, но столь увлекательное поприще, уверенный, что его способности позволят ему занять достойное место в этом мире.
Гази-Магомед сумел проложить новый путь во мраке кавказской истории. Дела и слова его не ушли в песок и дали сильные всходы. Оставалось взрастить их и довершить начатое.
Вскоре Гамзат получил письмо от матери покойного Гази-Магомеда. Она поздравляла Гамзата и сообщала, что готова передать ему, как преемнику Гази-Магомеда, хранившуюся у нее имамскую казну (байт-аль-маль), содержавшую деньги и драгоценности, которые употреблялись на военные издержки.
Получив имамское наследство, Гамзат не замедлил подкрепить свои страстные проповеди вполне ощутимым содержанием. На призыв нового имама стали стекаться мюриды. Простые горцы, воспламененные его речами, грезившие отомстить за погибших родственников и разоренные аулы, тоже собирались к Гамзату. Беглые русские солдаты и офицеры находили у Гамзата убежище и защиту, становились его верными сподвижниками. Поляки, оплакивая униженную родину, тоже переходили к горцам. Вскоре они уже составили почетный эскорт имама и были у него военными советниками. Гамзат не скупился, наделяя своих приверженцев оружием, конями и властью. Власть Гамзата распространялась незаметно, но быстро. Общества, не желавшие присоединяться к Гамзату добровольно, покорялись силой. Впрочем, слава его предшественника и личная неустрашимость Гамзата обезоруживали противников задолго до появления имамских мюридов.