Имам Шамиль
Шрифт:
Считая, что это лишь вопрос времени, Барятинский отправил царю торжественную телеграмму: "Имею счастье поздравить Ваше Императорское Величество с августейшим тезоименитством. От моря Каспийского до Военно-Грузинской дороги Кавказ покорен державе Вашей. Сорок восемь пушек, все крепости и укрепления неприятельские в руках наших. Я лично был в Карате, Тлохе, Игали, Ахульго, Гимрах, Унцукуле, Цатаныхе, Хунзахе, Тилитле, Ругудже и Чохе. Теперь осаждаю Гуниб, где заперся Шамиль с 400 мюридами".
Двести лет назад предок наместника московский князь Юрий Барятинский наголову разбил
24 августа с разных сторон на Гуниб двинулись три мощные колонны.
Первые две, под бой барабанов и крики «ура», шли с юга и востока, круша завалы и с боем занимая каждый уступ горы.
Третья взбиралась по отвесной северной стене с помощью крючьев и веревочных лестниц. Здесь их ждали меньше всего. Подсаживая друг друга и цепляясь за каждую расселину, охотники сумели взобраться под самый гребень горы. И пока мюриды отбивали открытые атаки, охотники влезли на гору, спустили веревки и помогли взобраться еще нескольким ротам Апшеронского полка. Заметив неприятеля, мюриды бросились врукопашную, но было уже поздно. Среди убитых оказались и три женщины, погибшие с кинжалами в руках.
Тем временем батальоны Дагестанского полка поднялись на Гуниб и с запада.
Захват Гуниба свершился столь внезапно и такими большими силами, что помышлять о серьезном сопротивлении уже не приходилось.
ПОСЛЕДНИЙ УЛЬТИМАТУМ
На рассвете 25 августа Барятинский по привычке навел свою зрительную трубу на вершину Гуниба и с изумлением обнаружил там своих солдат.
Вскоре он получил сообщение, что все колонны уже на Гунибе и что ими осажден аул, в котором укрылись оставшиеся в живых мюриды. Не мешкая, Барятинский отправился на Гуниб.
Прибыв на Гунибское плато, наместник ужаснулся следам штурма. Повсюду лежали убитые, а протекавшая здесь речка сделалась красной от крови. Мимо несли раненых, и Барятинский жаловал их георгиевскими крестами. А юнкера Апшеронского полка Кушнарева, который первым взобрался на Гуниб, главнокомандующий не только наградил, но и произвел в капитаны.
В версте от аула Гуниб, у чудесной березовой рощи, Барятинский сошел с коня и сел на большой пологий камень. Во время трудного подъема напомнила о себе подагра, которой наместник страдал уже несколько лет.
Вокруг аула уже стояли полки, готовые сровнять его с землей. Но Барятинский велел подождать со штурмом и послать к Шамилю парламентера с требованием о сдаче. Он еще не оставлял надежды пленить грозного имама и представить его царю, как обещал это, отправляясь на Кавказ.
Хлопотал о новых переговорах и Даниял-бек, опасавшийся за судьбу своей дочери Каримат.
Лазарев явился в аул и обратился к Шамилю с речью: "Шамиль! Всему миру известно о твоих подвигах, и слава их не померкнет. Если ты, покорясь силе судьбы, выйдешь сегодня к главнокомандующему и передашься великодушию государя императора, то спасешь от гибели тысячу человек, оставшихся в живых и тебе преданных. Заверши свои славные подвиги поступком благоразумия и великодушия, а сардар… будет ходатайствовать перед государем об обеспечении будущности твоей и твоего семейства".
Затем Лазарев передал Шамилю письменный ультиматум Барятинского и вернулся назад.
На Гунибском плато наступило затишье.
Несколько десятков уцелевших мюридов стояли за завалами, готовясь дорого отдать свою жизнь.
Шамиль, его семья и ближайшие сподвижники собрались в гунибской мечети, чтобы обсудить последний ультиматум Барятинского. Наместник требовал безоговорочной сдачи, упрекая Шамиля за то, что он не принял прежние более выгодные условия.
Одни призывали драться до конца, другие просили Шамиля выйти к Барятинскому, чтобы спасти хотя бы женщин и детей. Но женщины стыдили дрогнувших наибов и только просили дать им оружие.
Погрузившись в тяжелые раздумья, Шамиль вспомнил Джамалуддина. Сын говорил ему, что Кавказ не добьется свободы, пока не станет свободной сама Россия. Что война эта лишь продлевает обоюдную несвободу, перемалывая в своем огненном чреве лучших сынов России и Кавказа. И что стоит ему примириться, как огромная армия вернется назад и взорвет изнутри крепостную державу. И лишь когда бывшие рабы станут полноправными гражданами, в государстве воцарятся свобода, справедливость и любовь к ближнему, как того требуют вера христианская и вера мусульманская.
При Шамиле Кавказ стал другим. Ни пушки, ни штыки, ни огонь уже не в силах были повернуть его историю вспять. Из разрозненных камней имам сложил единое здание Имамата, в котором обитал теперь единый по духу народ.
Джамалуддин был отдан царю, как аманат — заложник Шамиля. Теперь наступил черед отца стать аманатом своего народа.
Часть V
ЗАЛОЖНИК КАВКАЗА
ПОЧЕТНЫЙ ПЛЕННИК
Солнце клонилось к закату и уже коснулось горных вершин, когда из аула появился небольшой отряд мюридов. Впереди на белом коне ехал Шамиль, которого узнали все, хотя мало кто видел его прежде.
Войска замерли, а затем разразились громогласным "ура!". Со стороны могло показаться, что Шамиль принимает парад царских войск. Но на самом деле это царские войска принимали Шамиля.
Вышедшие навстречу имаму генералы встретили его с почестями. Никто не требовал от Шамиля сдачи оружия и ничем не умалял его достоинства. Его лишь спросили: зачем он так крепко держится за свой кинжал? "Чтобы ненароком не пустить его в ход", — отвечал Шамиль.
Барятинский все еще сидел на камне в березовой роще, когда перед ним предстал Шамиль.
Их окружили генералы, свита наместника, конвойные казаки. Все желали стать свидетелями исторического события. С Шамилем было лишь несколько мюридов, остальные ждали поодаль, готовые броситься на всякого, кто посмел бы оскорбить имама.
Шамиль сохранял спокойствие и гордо смотрел на своего победителя. Он решил биться до последнего или убить себя, если бы кто-нибудь посмел его оскорбить. Стоявший рядом Юнус удрученно глядел в землю и нервно засучивал рукава, будто готовясь к драке.