Имажинали (сборник)
Шрифт:
— …но я не монстр! Я защищаю мой народ от облаков-океанов, которые приносят нам голод, эпидемии и смерть. Вот где монстры.
— Что? Ты смеешь заявлять, что мой народ вредит твоему народу, когда мы даже не знаем об его существовании?
— Твой народ? Так ты не просто защитная тварь облака-океана?
На этот раз его накрыло волной презрительного напева/восклицания. Настолько мощной волной, что она свела на нет все умиротворяющие нотки, которые Тэлис посылал существу. Это последнее гордо и холодно заявило:
— Я Нэйели из народа львэйнри. Я сирена.
Сирена? Это слово было ему совершенно незнакомо; однако он нашел его гармоничным. А Тэлис обожал изящные слова. Эта мысль, независимо от его желания, прорвалась к Нэйели, словно полновесная волна. Та ничего подобного не ожидала и невольно от удовольствия свернулась клубочком.
Тэлис
Тело Тэлиса не замедлит сгнить. Теперь его не защищала ни одна песня, ни одна мелодия. Его исчезновение заметят. Кто-нибудь, быть может, найдет его останки в выкопанном им потайном погребке. Многие в королевстве Гваоль оплачут его.
Потому что величайший из всех бардов скончался.
Нэйели плавала в пучине вод. На поверхности или вблизи нее русалку изжарил бы летний солнечный зной. А ей же требовалась свежая прохлада для выполнения ее задачи. Их задачи.
Теперь, когда их магия и их разумы слились вместе, не в силах разделиться — не желая разделяться, — Тэлис и Нэйели образовали единую сущность небывалой силы. Но прежде всего они защищали СУДЬБУ. И вместе они защитят облака-океаны, которым предстоит пройти через Дыру. Народ Нэйели сможет покинуть Львэйнри и поселиться в мире Тэлиса, или, вернее, в его воздухе.
Когда их сознания объединились, Нэйели узнала, что Тэлис совсем не был чудовищем, на которое натолкнулась она со своим народом (как они было решили). Он обладал острым умом, благородными побуждениями, добрыми чувствами, и все это несла в себе его магия, изощренная и богатая; и никак не мог быть тем губителем, которого сирена вообразила. Что же касается Тэлиса, то он, получив доступ к воспоминаниям русалки, быстро понял, что львэйнри вовсе не желали пузырчатой чумы, дождей из ледяных глыб и тем более голода. Все, что выпадало из облаков-океанов, на самом деле было просто отходами от очистки воды. Они осознали, что в основе их противостояния лежало простое недоразумение. Львэйнри не знали о существовании людей, потому что в их мире разумная жизнь обитала исключительно в облаках-океанах — совершенно естественных или созданных магией изначального облака. Они думали, что мир Тэлиса пуст, и именно оттого-то Исток решил его колонизировать.
Но теперь, когда появился новый Исток — получеловек-полульвэйнри, слияние двух миров, невероятный образец взаимодополнения, — это загрязнение, создаваемое облаками, прекратилось. Нэйели/Тэлис взаимно обогатили друг друга. Дух Тэлиса обучил дух Нэйели управлять облаками — независимо от того, были они океанами или нет. Нэйели наставляла Тэлиса в тонкостях работы с облаками-океанами.
Объединившись, они
Да, они направят новую гармонию. И в сущности, этим они всегда и занимались, это была сама суть их искусства, их магии, их существа.
Они станут стражами жизни и ее хранителями.
Тролли и единороги
Эстель Фэй
Охота за единорогом
Подходите, подходите, мессиры! Не желаете ли кружечку? У нас есть немного светлого пива, сбор года единорога… Или, может быть, предпочитаете его историю?
— Историю вашей пивоварни? Нет уж, спасибо, — безо всякого интереса бросила женщина, только что устроившаяся за стойкой.
Своей элегантностью она сразу выделялась среди обычных посетителей трактира. Ее длинная серая дорожная юбка, хоть и очень простая, была безупречного покроя, выполненный в тон с ней корсаж украшали неброские серебряные завитки. Рыжеватые волосы скрепляла опаловая заколка, а длинные пальцы в кожаных перчатках нетерпеливо постукивали по засаленному прилавку. Хозяин склонился к ней с обаятельной улыбкой; его дыхание отдавало алкоголем — как доказательство того, что он и сам отведывал то, что предлагал своим клиентам.
— Историю об единороге, разумеется, — отвечал он учтиво.
— Налей мне пинту, трактирщик, — вмешался мужчина, который вошел одновременно с благородной дамой. — И ежевичного вина для моей сестры, если оно не слишком скисло.
— Не беспокойтесь, — сказал молодой трактирщик, не обидевшись на его замечание. — Нам не впервой принимать в Мортэгю высший свет на праздник единорога.
Привередливый посетитель с сомнением оглядел сборище развеселых рож и потаскух, набившихся в заведение. На мгновение он подумал, что, наверное, лучше было бы просить гостеприимства у бургомистра, чем компрометировать себя этой таверной. Но он опасался, что местные власти могут неодобрительно отнестись к его поискам. В конце концов, единорог был единственной настоящей достопримечательностью городка, основой его относительной известности. И этого-то он намеревался их лишить. Сбоку его сестра щелкнула по маленькому соломенному единорогу, украшавшему прилавок. Сегодня чествовали это фантастическое существо, и самая крошечная харчевня, самая захудалая лачуга украсились фестонами и гирляндами с изображением рогатой лошади. Получалось зачастую на грани нелепости, но, учитывая, что единороги были белыми, это по крайней мере скрашивало темные и грязные переулки. Если бы еще и запах выправился…
Привередливый посетитель вздохнул. Словно откликаясь на этот сигнал, вернулся молодой трактирщик и поставил на стойку заказ: пенящуюся кружку и рубиново отблескивающее ежевичное вино в маленьком, почти что приличном бокале.
— С вас два соля, мессиры, — объявил он.
Он плавным жестом откинул назад длинную косу своих каштановых волос, перевязанную старенькой пурпурной лентой. Клиент, явно владетельный аристократ, пододвинул ему три соля — неплохой способ завязать разговор.
— Скажи мне, друг мой, — добродушно спросил он, — а как проходит ваше празднество?
С большим удовольствием отвлекаясь от своих обязанностей, молодой трактирщик для пущего удобства облокотился о стойку. Женщина в сером отодвинулась. Ее брат усмехнулся про себя. Молодой трактирщик был с виду типичный деревенский сердцеед: длинные ухоженные волосы, широко распахнувшаяся на стройном торсе выцветшая рубашка из амарантовой тафты — явно купленный у тряпичника обносок какого-нибудь дворянина. Но если он надеялся подействовать своим очарованием на симпатичную клиентку, то тешился иллюзиями. Волшебницу Москианну привлекали только образованность и могущество. Однако молодой человек, казалось, не замечал холодности красавицы Он повел рассказ с самыми обольстительными интонациями: