Имажинали (сборник)
Шрифт:
Один год, один вздох в жизни феи.
— Том, — сказала я как-то вечером с многозначительной торжественностью, — сколько мы живем вместе?
Он нахмурил брови, углубив и без того основательные морщины на лбу.
— Шесть лет, а что?
— Тебе не кажется, что пора что-то менять?
— Что ты хочешь изменить? Разве ты не счастлива со мной? Чего ты хочешь? Ребенка?
Я не стала ему сознаваться, что не способна зачать ребенка на людской манер.
— Может быть, стоит открыть для себя что-то другое кроме телевизора, сетей, игр, работы, друзей, отпуска на море в доме твоих родителей; может быть, есть другие реальности, новые территории, ожидающие открытия, неизвестные красоты, ожидающие созерцания.
Он насмешливо фыркнул:
— О чем ты говоришь, Авелин? Звучит как блеяние чокнутых на нью-эйдже! Как бы мы выжили без работы? Что за поганая жизнь была бы у нас
— Ты рассуждаешь механистично, любовь моя, — возразила я, и неудачно, судя по его бурной реакции.
— Ты стала невозможной с тех пор, как решила, что ты звезда детской литературы!
Он прищелкнул пальцами и заговорил, подделываясь под робота:
— Алло, Авелин, вы нас слышите? Это Хьюстон. Мы вас потеряли. Помните ли вы человека по имени Том? Как вы думаете, вы сумеете вернуться на Землю?
— Я уже не уверена, что хочу жить среди землян.
Я поняла, что опасно подступаю к черте разоблачения моей тайны. Я была на грани того, чтобы рухнуть в бездну, навечно быть брошенной в темные миры. Возникло желание отступить, исчезнуть, пересечь, как подруга крестной, двери невидимых миров, из которых нет возврата.
— Мадам уже находит землян недостойными?
— Слишком предсказуемыми.
Он пошел взять пива из холодильника.
— Это из непредсказуемости ты никогда не отвечаешь на вопросы о своем прошлом? И ни разу не захотела познакомить меня со своей семьей?
— У меня нет семьи, мое прошлое совершенно неинтересно. Что меня интересует, так это мы, настоящее, неведомое.
Он осушил пиво одним глотком.
— Ну хорошо, что там насчет настоящего? Чего именно ты хочешь?
— Вырваться из плена механичности. Из плена привычек.
— Но для чего?
— Я не хочу, чтобы ты становился автоматом.
— Автоматом? Ты чокнулась, моя бедная девочка!
— Я больше не твоя фея?
— Феи бывают только в твоих сказках.
Он встал, пошел в гостиную, включил телевизор и погрузился в фильм, по крикливости обставлявший даже рекламу. Я прошла в маленькую гостевую, превращенную в кабинет. Я пристрастилась к писательству: оно открывало передо мной самые чарующие из перспектив с тех пор, как я погрузилась в земной мир. Пусть печатное слово и материально, но если знать, как им воспользоваться, оно позволяет каждому приблизиться к гармонии сфер.
Я была настойчива. Я взялась привносить в нашу жизнь немножко фантазии, нарушать привычный порядок. Однажды я переставила мебель, а он, придя домой, не заметил разницы, весь с головой в работе, и ворчал, что не может найти свой любимый ТВ-пульт. На следующий день я украсила квартиру цветами с пьянящим ароматом, а он не обращал внимания, пока их не приметил один из его друзей, заскочивший ненадолго сыграть с ним разочек. Несколько дней спустя я предложила прогуляться в муниципальном лесу, в тридцати километрах от нас, но он возразил: ты же видишь по небу, что собирается дождь. Вечером, чтобы возбудить в нем желание, я приходила к нему в прозрачной ночнушке, под которой на мне ничего не было (я прочитала в журнале, что трюк с ночнушкой всегда срабатывает), и он едва взглядывал на меня, уйдя в свои заботы и спеша закончить что-то на компьютере; еще минуточку, говорил он, и приходил и валился в постель в три часа ночи. Я предлагала ему выключить телевизор, чтобы мы могли побыть наедине, но он кричал: «Ты откуда такая, мать твою? Ты разве не видишь, что в мире делается? Эти теракты, Шарли, Париж, Стамбул, Уагадугу, неужели ты не понимаешь, что у нас война идет?» Я прикусила нижнюю губу, чтобы не ответить, что нет ничего нового под солнцем, что за шесть веков я не знала ни единого года без войны, без зверств, без слез, без несправедливости, без варварства.
— Вопрос в том, почему это происходит, — осторожно заметила я.
Он воздел руки к небу:
— Почему? Почему? Ну у тебя и вопросы!
Он удрученно покачал головой и полностью нырнул в круглосуточный канал, посвященный терактам, рассказам очевидцев терактов, комментариям о терактах, объяснениям экспертов по терактам, а потом до поздней ночи обсуждал их с другими интернет-наркоманами, разбросанными по пяти континентам. На следующий день за завтраком он сидел со всклокоченными волосами, пятидневной щетиной, все еще опухшими со сна глазами, непонятным запахом изо рта; и продолжал спорить, чтобы показать мне, насколько я неадекватна:
— Тебе бы надо переставать писать книжки для детишек, Авелин. Здесь тебе не мир ласковых мишек или милых фей! Оглянись вокруг, ради Бога!
— Я смотрю вокруг и вижу людей, которые занимаются одним и тем же, все как один, в одни и те же часы, — ответила я с горячностью,
Он перебил, выходя из себя:
— Единственное сознание? Что за чушь! Знаешь, что? Я вижу, что у тебя нет ни сострадания, ни сердца.
И он ушел в душ.
Несколько месяцев я боролась с подавленностью, которая одолевала меня и угнетала все сильнее, я теряла опору под ногами, отяжелевала, грубела, я сомневалась, способна ли еще слышать музыку сфер, я превращалась в автомат, словно грандиозная человеческая машина понемногу пожирала меня, словно ничто не могло остановить ее движителей, приработавшихся за тысячелетия отказа людей от своей природы.
Я снова попыталась позвать Тома взглянуть по-новому на окружающее, на других, на себя, я старалась сломать рутину, я хотела показать ему красоту неба, хрупкость и аромат уходящего мгновения, мягкость ласки или поцелуя, свет улыбки, но через некоторое время заметила, что он со все большим и большим трудом меня терпит, что он больше не обнимает меня, не целует, не занимается со мной любовью, что пропасть между нами в постели все растет. И я признала, что не могу возвратить в автомат душу, и моя до того росшая человеческая гордость сдулась, как проколотый воздушный шарик.
В то утро я вернулась в свой кабинет, но не для писательства, просто разглядывала свой компьютер, эту маленькую машинку, задуманную по образу и подобию своих создателей.
Совершенный плод человеческой мысли.
Он терпеливо ждал, пока я его запущу. Он терпеливо ждал, чтобы занять свое место, а именно — место главенствующее, в мире строго определенных величин, бесконечных комбинаций нулей и единиц.
Он ждал, пока настанет его царствие.
Том!
Я ухожу. Окончательно. Я возвращаюсь к себе, в места далеко-далеко отсюда. Спасибо за те семь лет, что мы провели вместе. Жаль, что они закончились расставанием. Наверное, наши разногласия нельзя было преодолеть. Думаю, нет нужды тебе напоминать, чтобы ты не пытался связаться со мной: у меня нет мобильного. Ты знаешь, с каким недоверием я отношусь к машинам. Скажем так, они слишком сильно напоминают мне человеческую мысль в наиболее механической ее форме. Я пыталась приспособиться к твоему миру, но потерпела провал. Я ухожу с тяжелым сердцем, но там, дома, те, кто любит меня, разберутся, как меня утешить, и я скоро верну себе свою легкость, свое веселье. Восторг волшебством жизни.
Подошел момент для прощальных пожеланий, Том. Как знать? Может случиться, в моих силах, чтобы они сбылись? Прости, я должна следить за собой, иначе меня переполнит гордость, которой я набралась возле тебя. Я пожелаю тебе от всего сердца — а оно у меня есть, вопреки тому, что ты иногда говорил, и оно бьется горячо, — я пожелаю тебе познать истинное счастье, такое, что не утруждает себя причинами и следствиями, что не зависит от других людей или обстоятельств, такое, что естественно в тебе течет, как свежая и чистая родниковая вода. Я говорю по-ребячески, я это знаю, я и есть ребенок, конечно, и я хочу сохранить свою детскую душу до моего ухода навсегда, как я желаю тебе, чтобы ты нашел свою душу, чтобы снова почувствовал вкус упоения, свободы, смеха. Где-то в этой вселенной несомненно звучит песня, которая радует нас, вскармливает нас, увлекает нас, меняет нас. Ах, если бы я могла взмахнуть волшебной палочкой и заставить тебя услышать ее. Но та, которую ты назвал своей феей, не может. Тебе остается самому ее почувствовать, если однажды у тебя возникнет такое желание.
Я сохраняю огромную нежность к тебе.
Я не уйду из твоей жизни.
Где бы я ни была, я буду приглядывать за тобой.
Я видела оттуда, куда ушла, как он без малейших эмоций прочитал мою записку на экране компьютера, удалил ее, кивнул, отпил пива, съел кусок холодной пиццы, проверил электронную почту, а потом зарегистрировался на паре сайтов знакомств.
Адриен Тома
Энергия безысходности
Позади охотницы раздался взвизг, за которым последовал мягкий шелест валящегося в рассыпчатый снег тела. Кимба рефлекторно приняла устойчивое положение, согнула колени и напрягла мышцы спины. Через секунду обвязка вокруг ее талии резко натянулась. Она покачнулась, но держала крепко, пока мальчишка не встал и не ослабил напряжение связывающей их веревки.