Имена мертвых
Шрифт:
— Я догадываюсь, как он пробавлялся… — Лицо Людвика исказила гримаса. — Ты ведь тоже получила долю денег Джакомо?..
— Я не стыжусь того, что ему помогала, — спокойно ответила Стина. — Я верила в него, любила — и люблю сейчас, хотя и по-другому. Но он не жил на моем содержании, Люк. Мои деньги он вкладывал в свои приборы, а кормил и одевал его шофер.
— Шофер? — У Людвика лишний раз стукнуло сердце; он потер грудь ладонью. — Какой шофер?..
— Такой невысокий крепкий малый.
Только сейчас Людвик начал что-то осознавать, но
— Погоди… вы же разошлись…
— Почти сорок лет назад.
— Но шофер… он и сейчас у него служит?! или — сын того шофера?
— Нет, тот же самый. Слуги — народ незаметный, — слабо улыбнулась Стина. — Мало кто к ним внимательно приглядывается. А между тем этот шофер и стал причиной нашего раздора. Я видела его в подлинном обличье, Люк. Знать, какой он в настоящем виде, и говорить с ним, садиться за один стол… я медик, небрезгливый человек, но с этим нельзя примириться, невозможно привыкнуть.
— Он… тоже…
— Как Марсель. Поэтому я благодарю Бога за то, что ваша встреча не удалась.
Людвик погрузился в одинокое безмолвие. Сознание его смещалось, болезненно ломался взгляд на привычное положение вещей, и речь Стины с трудом проникала в него:
— Наверное, нам не судьба была жить вместе. Он шаг за шагом отказывался ото всего — от семьи, от дружбы; для него существовала одна наука и его цель — возвращать жизнь. Друзей у него нет; его друзья — ожившие покойники. Я не нашла в себе сил вытерпеть то, что он роется в останках, занимается эксгумацией и гальванизирует дохлых мышей… Не удивляюсь, что все чернокнижники и некроманты были одинокими холостяками. Женщина, Ева — это жизнь; ей нельзя быть под одним кровом со смертью.
— Значит… — почти сквозь зубы выдавил Людвик, — Марсель… жива?..
— И да, и нет, — Стина вздохнула. — И не проси меня объяснять. Она присутствует среди нас, так будет верней. Но она не может назваться прежним именем, носить свою фамилию. Она существует вопреки закону. Когда на свет появляется ребенок, мы пишем справку: «Такая-то родила живого мальчика»… или девочку, на основании этого затем дается имя, но администрация кладбища не выдает справок: «Такой-то воскрес и покинул место захоронения».
— И это проделано на деньги Фальта! — Людвик едва не всхлипнул. — Хорошенькая благодарность!..
— Что касается денег, у него их и без нас давно хватает, — Голос Стины стал тверже, но говорила она приглушенно. — Я не хочу знать, где он их берет. Но то, что он взялся раздобыть ей документы и устроить ее жизнь… это значит, он общается с кем-то, кого приличные люди на свой день рождения не приглашают.
— ОН будет о ней заботиться?!! — Людвик думать забыл, что совсем недавно считал вчерашнюю гостью самозванкой. — У нее есть отец и мать!..
— Ортанс нельзя в это впутывать. Она — ты правильно сказал — мать, у нее дочь растет, ей есть о ком хлопотать. А твое отцовство, Люк, кончилось
Слова ложились на Людвика, как земля на крышку гроба. Да, так и есть. И это самое ужасное. У Ортанс новая семья, новый ребенок, а у него смерть отняла его дитя, а Пауль — женщину. Он одинок и немолод, жизнь близится к закату, а рядом — никого, лишь приходящая прислуга.
— Я этого так не оставлю… — угрожающе начал он, но Стина перебила его:
— Не вздумай затевать скандал! Марсель тотчас исчезнет.
— Ты хочешь сказать — он убьет ее?!
— Он ее спрячет. Но скорей всего исчезнешь ТЫ, едва попытаешься в чем-то его обвинить.
— Стина, ты преувеличиваешь его возможности! — В запальчивости Людвик забыл о невысоком человеке в маске, что уложил его на эту койку.
— Как бы мне не преуменьшить их. Если я не ошибаюсь в нем, ты и угадать не сможешь, что и откуда на тебя обрушится. На твоем месте я бы задумалась, не может ли человек, возвращающий жизнь, так же легко и отобрать ее… И наконец — все, что я тебе поведала, для чужих ушей не предназначено. Я сделала тебе большое одолжение, и будь любезен уважать меня и мою просьбу — никому ни слова!
— Я встречусь с ним и…
— Наконец-то я слышу речь мужчины из рода Фальта. Надеюсь, ты не пойдешь к нему в гости с лупарой под пиджаком и не влепишь в него два ствола картечи. Но если ты намерен сохранить свое достоинство, будь готов отвесить пару пощечин. Учти, он даст сдачи; его вера не предписывает подставлять щеки. Знаешь адрес — или тебе сообщить?
— Сначала я выясню то, что меня интересует, — Людвик вернулся в колею. — И… во сколько ты встретишься с… с Марсель? Мы пойдем вместе.
— Нет! Ни в коем случае, Люк! Чем реже ты с ней будешь видеться, тем лучше. Они, эти люди… не такие, как мы. Они влияют. Поверь мне. Но, если хочешь, я передам пару слов.
— Тогда скажи ей, что… я прошу у нее прощения. Она знает, за что.
Проводив глазами Стину, Людвик стал копаться в себе. Это было мучительно, разум противился новым открытиям, и вера колебалась в шатком неравновесии, но ему надо было прийти к некоей определенности, чтобы не оказаться сегодня в другой больнице — для умалишенных.
Глава 5
Утром Клейн высадил Марсель в «Париже», у перекрестка улиц Ваннат и Вельтрай, известного среди молодежи как «пункт W» — она сама так пожелала.
Марсель направилась к Рестегаль, в сторону Красного моста. Почему? Просто ей показалось, что там лучше. Замковый холм на возвышенном правобережье Рубера еще не был виден за домами, но над крышами выступала сторожевая башня замка герцогов Вендельских. Редеющие облака больше не сдерживали мощь солнца, и башня светилась, резко очерченная на матовом голубовато-сером небе.