Имена мертвых
Шрифт:
Бросив в кустах взятый напрокат потертый «БМВ», Герц спешит за удаляющимся Изерге через сырой заросший луг.
«Ты не можешь уйти, Клейн. Давай вернемся в город вместе, я все расскажу тебе».
«Пусти, я по-хорошему прошу последний раз, — шатаясь от слабости, Изерге все же готов к драке. Но Герц выше, сильней, его удар тяжел и меток. В висок — не убить, оглушить».
Герц несет его к машине, как ребенка. На счастье, здесь безлюдно, и он не боится, что кто-нибудь видел их. Он испытывает жгучий, почти нестерпимый стыд, и не знает, как
Ему кажется, что он несет своего — еще нерожденного — сына.
Глава 3
Нежно защебетал будильник — короткими трелями, чтобы не раздражать.
Марсель просыпалась медленно, нехотя, переворачиваясь с боку на бок, комкая подушку и плотнее натягивая одеяло на плечи, пока ноги не открылись; тянуло назад, в сон, в изнеможение, где легкое тело приятно ныло и пело, как после танцев до упада, но сон уходил, впитывался в подушку, как в песок, пока голова не стала ясной и осталось лишь открыть глаза.
Она проснулась в небольшой, но удобной палате. Матовая стеклянная дверь, умывальник и все прочее за высокой, до потолка, складной перегородкой, телевизор и видик на элегантной подставке, цветы, зеркало, телефон, электронные часы — все как положено. Марсель сладко потянулась — настроение прекрасное! Хорошо быть здоровой!., только есть очень хочется.
Над дверью мелодично прозвучал сигнал; с улыбкой и подносом вошел плечистый невысокий санитар в бледно-зеленой форме — гладкие черные волосы, темные, чуть узковатые глаза.
— Доброе утро, барышня! пора завтракать. Я — Алард Клейн, из утренней смены.
— Доброе утро, Алард. Я — Марсель.
Как мило, что в больнице все приветливые и предупредительные. Как будто весь мир — один дом.
— Зовите меня просто Клейн. Будете кушать сидя или в постели?
— А можно встать?
— Разумеется, барышня.
«А мне было совсем плохо! — весело думала Марсель, надевая тапочки и халат. — Но все прошло! Наверное, я лежала без сознания… и бредила кажется, — бред вспомнился ей смутно и угрожающе, она дернула плечами от отвращения к своей слабости. — Надо сказать огромное спасибо врачу и всем, кто за мной ухаживал».
Она умылась и потянула шнур, свисавший с кронштейна; васильковые шторы разъехались — увы, окно тоже было матовым, молочным; щелкнув ногтем по стеклу, Марсель удивилась — ого! толстое, как литая стеклянная плита!
— Пожалуйста, Марсель.
Завтрак был чудесный: горячий бульон, телятина с кашей, кофе с молоком, малиновый джем и булочка, все пахучее, дразнящее, аппетитное. Марсель сдерживалась, чтобы не проглатывать куски целиком, и, жуя, прикидывала — сейчас около девяти, па в университете, а ма, должно быть, скоро придет; они знают, что она уже в порядке и звонить им… а! можно позвонить Долорес.
Незаметно появился санитар; утирая губы салфеткой, Марсель дружески ему подмигнула:
— Все очень вкусно, Клейн! Спасибо.
— Очень рад, что вам
— А мне так хорошо, что я и скакать могу.
— Не сомневаюсь, барышня, но вы лучше примите к сведению мой совет.
— Сейчас лягу, — послушно кивнула Марсель и, только за Клейном закрылась дверь, прыгнула к телефону.
— Да-а? — послышалось в трубке знакомое контральто Долорес.
— Лолита, здравствуй! Это я — Марсель.
— Глупая шутка, — резко ответили на том конце провода и положили трубку.
«Вот это да…» — недоуменно собрав губы трубочкой, Марсель еще раз набрала номер.
— Это опять вы? — Голос Долорес звучал жестко. — Прекратите, или я заявлю в полицию.
Последовал щелчок — и частые гудки. Марсель не успела огорчиться, как зазвучал входной сигнал — и она мгновенно оказалась в постели.
Неторопливо вошел высокий пожилой мужчина, тоже одетый по-больничному, с кожаной папкой; его тяжелое, неподвижное лицо насторожило Марсель, а блекло-синие глаза прижали ее строгим взглядом к подушке. Раньше она никогда его не видела — или не запомнила.
Подвинув к кровати легкий стул, вошедший улыбнулся уголками тонких, резко очерченных губ.
— Здравствуйте, Марсель. Меня зовут профессор Вааль, Герц Вааль.
— Доброе утро, профессор. — Дежурная улыбка профессора не поколебала отчуждения, которое сразу поселилось в душе Марсель. В профессоре чувствовалась несокрушимая сила; он походил на одного из тех великанов, которые… нет, не надо вспоминать. Санитар Клейн — тот хоть и с фигурой вышибалы, не то культуриста, но от его широкого нескладного лица веяло добрым теплом. Профессор был другой.
— Как ваше самочувствие?
— Очень хорошо.
— Вас ничто не беспокоит?
«Телефон, — мысленно ответила Марсель, — меня беспокоит», а вслух сказала коротко и суховато:
— Нет, не беспокоит.
— Я рад за вас, — тем же дежурным голосом отозвался профессор. — Мне надо кое-что сообщить вам — нечто очень важное для вас. Приготовьтесь выслушать меня внимательно и постарайтесь понять.
Марсель с некоторой опаской наблюдала, как он открывает свою толстую папку.
— Это вечерняя газета. Посмотрите.
«Ничего себе — нечто важное! — Марсель пробежала глазами заурядную „Дьенн Вахтин“. — Что здесь такого особенного? — выборы в магистрат, выставка аквариумных рыбок, человек искусан собакой, ограбление на вокзале, террористы…»
— Я посмотрела.
— Вас ничто не удивило?
— Нет, профессор.
— Взгляните на дату выпуска.
Она пошуршала листами, возвращаясь к началу, — и обомлела.
Нет, чушь какая-то…
Марсель еще раз вчиталась в красную рамочку справа от заглавия, внутри у нее стало холодно и пусто, а в голове заметался панический вопрос, который тут же слетел с языка: