Имена мертвых
Шрифт:
Все было спокойно в храме — смиренно улыбалась каменная Фелиция, важно приподнимал подбородок политикан XII века Франциск, и один Христос на триумфальном кресте провожал Марсель страдальческим взором, словно просил вернуться.
Стина нашла Марсель в «Щите и мече» на Рейтарской, как было условлено.
Она готовилась к этой встрече, но не могла представить, что увидит милую внучатую племянницу в настолько подавленном виде, побледневшей, с глазами, полными застывших слез; Марсель, не глядя, машинально водила ложкой
Когда Стина села рядом, Марсель без слов прижалась лицом к ее воротнику, утопив горе в пышности ласкающего кожу меха; Стина обняла ее, разгладила волосы.
— Я боялась, что ты не придешь, — прошептала Марсель. — Спасибо, бабушка, хоть ты не отказалась от меня…
— Ну, Соль, перестань. Я с тобой. Почему ты так расстроена? ходила к матери?
— Нет… Бабушка, я была в церкви. — Речь Марсель стихла до горького шепота. — Меня оттуда… вынесло, я не смогла… не досидела до причастия. Словно я испорчена. Что, правда;?
— Соль, ты ни в чем не виновата, — убеждала Стина, — не казни себя.
— Я плохая, — тоскливо и обреченно выговорила Марсель. — Бог меня не принимает. Или отталкивает. Хочу — и не могу. Дело во мне, но я не понимаю, в чем причина.
— Не говори так о себе, нельзя. Я не ошибаюсь в людях, поверь мне — ты не совершила ничего, что нельзя простить. Ты не такой человек.
— Может, мне не следовало… просыпаться? — Марсель вспомнила голос, язвительный и обличающий: «А вставать из освященной земли — это по правилам?! а воскресать без спроса?!..» — Но что я могла поделать?! и как я могла помешать?
— Вот видишь, ты сама ответила. Знаешь, какой совет я могу дать?
Марсель подняла лицо, с ожиданием глядя на Стину. Она старая, опытная, знает профессора и его людей. Кто посоветует, как не она?
— Не убивайся и не плачь, тут слезы не помогут. Тебя учили испытанию совести перед исповедью?
— Да, но идти к священнику, обратно в храм…
— …когда тебе станет ясно, в чем помеха. Это как в медицине — чтобы исправить, надо знать. Не жди откровений, а ищи их, как потерянную вещь. Тогда ты сможешь смело назвать свою беду и уйти от нее.
Настойчивый тон Стины и пожатие ее сухой сильной руки укрепили Марсель; утерев глаза, она неуверенно, но с надеждой улыбнулась бабушке.
— Значит, ты думаешь, все поправимо?
— Соль, непоправимое с тобой УЖЕ произошло, и возвращаться к этому не стоит. Если тебе выпал шанс — значит, это позволено. Можно долго спорить, верно или неверно с тобой поступили, но коль скоро ты вернулась, надо вести себя, как подобает, и принимать решения обдуманно, чтоб тебя не в чем было упрекнуть.
— Бабушка, я стала видеть кое-какие вещи… — с тяжестью в голосе, но без плаксивых ноток сказала Марсель, — которых не видят другие. И странные сны — как настоящие.
Чем увереннее держалась и говорила Марсель, тем больше в Стине бодрость и решимость уступали место усталости. «Энергетический баланс, — сказал бы Герц, — определяющий жизненные силы на ощупь, даже на взгляд. Терпение, Стефания, терпение… девочка сейчас слаба, расстроена,
«У меня самые лучшие клинические результаты среди ординаторов», — хвалилась она Герцу в молодости. Он не удивлялся — а она обижалась.
«Так и должно быть. Ты донор. У тебя девять жизней, как у кошки…»
«Я очень большая кошка, Герц. Зубастая!»
Рядом с ним она испытывала прилив сил, как будто обновлялась.
Тогда сколько жизней В НЁМ? двенадцать? больше?
«Хочешь, я научу тебя? Ты сможешь. Женщины по природе более способны. Жизнь исходит от них, как свет. Запомни, есть определенные участки, индийцы называют их — чакры… Не спорь, а слушай; в медицине много чего не описано. Надо запомнить порядок и ритм действий раз и навсегда, как Pater noster. Рука направляет, пальцы регулируют ход. Не напрягай глаза, чакры ты все равно не увидишь; их надо ощущать. Запоминай расположение и то, что чувствуешь. Покалывание — предупредительный сигнал, а жжение — сигнал тревоги. Руку отнять и согнуть, сжав кулак, — все, ты закрыта».
«Герц, где ты узнал это?..»
«Мать показывала, а ей — бабушка Минде. Мать многих так спасла в концлагере… Ладно, хватит об этом».
«У Франки, будь она жива, — добавил Герц, помолчав, — это выходило бы еще лучше. Но она не успела…»
Стина выпустила руку Марсель. Та порозовела, глаза стали поблескивать.
— Ты рада, что мы встретились?
— Еще бы! мне с тобой так здорово! Аник хотел, чтобы я сразу ехала к тебе… — Марсель неловко сбилась, понимая, что сболтнула лишнее. Стина, сгибая и распрямляя пальцы, беспечно повела рукой — мол, говори.
— …но я пошла к Лоле, а потом к отцу. Наверное, не стоило так поступать.
— Я вряд ли ошибусь, Соль, если предположу, что профессор кое-что велел тебе сделать. Или попросил.
— Да… — Марсель без всякой надобности посмотрела в вазочку с мороженым, превратившемся в жидкие сладкие сливки цвета крови с молоком. — Но я… боюсь его…
— Соль, когда у тебя болит зуб, ты идешь к стоматологу. Когда болит душа, идешь в церковь или к любимому. Так вот, профессор — единственный на свете врач, который поможет тебе выжить. Как ты хотела провести оставшееся время?
— У меня дела, — увильнула Марсель от прямого ответа. — Я займусь ими, а потом… Ты можешь проводить меня? побыть рядом?
— Соль, будь взрослой. Ты все должна делать сама.
— Ну хорошо… — Марсель насытилась, хотя почти не тронула мороженое, и если огорчилась на отказ Стины, то немного. Чудно! и расставаться жаль, и тянет к новой встрече, с Тьеном. Неважно, что с ним нельзя быть откровенной.
— Я позвоню тебе, ага? увидимся?
— Как только сможешь. Я всегда помню о тебе, в любое время… вот, возьми визитку.