Имена мертвых
Шрифт:
— Но лица она не видела!
— Лица, лица… что ты заладил?! лица… Заряд — и есть лицо. Слепок! Вспомни, как по тебе та подружка с ума сходила, все ты ей снился — а почему? да облучил ты ее с пылу с жару. А третье, — загнул он средний палец, — это то, что люди разные бывают — вот даже в смысле выпивки, как на кого подействует. То же самое и с зарядом.
— Может быть, не знаю… — развел руки Аник. — А как насчет знакомства?
Сердито кашлянув, Клейн опять нагнулся над недоделанным блоком.
— Вот подам рапорт по начальству — там видно будет. Субординация
— Что, была нахлобучка?..
— Иди ты… — незло отмахнулся Клейн. — Не мешай работать.
— Брось ты все, спать пора.
— Ну, сейчас — вот на место плату поставлю…
Аник ушел и с лестницы еще зазывал Клейна спать, пока не хлопнула дверь. Клейн работал недолго и скоро сложил инструменты.
Поднимаясь, он думал о странных снах, которые бывали у воплощенных и тех, кто близок к ним.
День Второй
Глава 1
Суббота, вторая ночь полнолуния, 03.44
Прожито — 25 часов 49 минут
Осталось жить — 46 часов 11 минут
Из форточки в комнату Аны-Марии веяло холодом, и, раздеваясь, Марсель начала зябнуть. Хорошо, что Лолита дала ей легкую пижамку! Марсель долго и старательно заворачивалась в верблюжье одеяло и понемногу устроилась в постели, как в мягком гнезде; тепло нежно охватило ноги и стало растекаться вверх по телу — было так приятно, что даже всклокоченные мысли улеглись, приглаженные масляной пленкой дремы, и голову перестало ломить, и всякий, даже малейший шум затих, сменившись снежным шепотом ночи.
«Завтра, завтра… — думала Марсель, утопая в подушке, — все завтра. Я устала, я хочу спать. Не хочу больше думать».
Волны сна закачали ее, она поплыла в обволакивающей темноте, пушистой и сладкой…
Кровать под ней тихонько скрипнула, и Марсель с досадой повернулась с боку на бок. Но заскрипело сильнее, кровать задрожала — Марсель недовольно приподнялась на локте и в блеклом заоконном свете увидела что-то необычное, пугающее, — вместе с дрожью кровати по потолку побежали тонкие трещины, а обои на стенах коробились, вздувались пузырями; глиняные индейские куклы запрыгали и застучали на подставке, стекла задребезжали — о! что это?!.
Комнату тряхнуло — скрежет! грохот! все заходило ходуном, со звоном упал ночник! посыпались книги и безделушки с полок! закачался платяной шкаф! «Ана-Мария! Ана-Мария! где же она, господи?! Лолита! где вы?!»
Ужас объял Марсель — кровать треснула и переломилась поперек, — она вскочила; еле держась на ногах, метнулась к двери — толчок пола отбросил ее назад, на спину, она больно ушиблась обо что-то, крича и не слыша себя, а рев и стон сотрясали дом, дом колыхался, рушился! зубастые разломы разрывали потолок, сыпались пыль и куски штукатурки, заискрила и бахнула синей молнией розетка, за окном полыхнул огонь и лопнули стекла, пожар ворвался в комнату! растрепанная Марсель доползла на четвереньках до двери, дернула ручку — перекошена,
Там, в окне, в языках желтого пламени, метались, били крыльями и пронзительно пищали хвостатые твари, разевая хищные пасти.
«Гад! Подонок! — бешено выкрикивала Марсель, хватая и швыряя в них что попало, то и дело падая от сотрясений дома. — Ну, где ты там?! что прячешься?! я же знаю — это Ты пришел! ну, высунь хоть морду, змей!»
Дом трясся, как студень, прерывистый громоподобный рев глушил слабые крики Марсель, штукатурка падала на нее, летели осколки кирпичей, и горячая вода выбросилась фонтаном из лопнувшей трубы; из окна сквозь пар набрасывалась на нее изголодавшаяся адская сволочь, и она едва успевала отшвыривать от себя сильных чешуйчатых гадин — шмякаясь на пол, они визжали и бежали снова к ней на крысиных лапках, хлопая голыми скользкими крыльями.
«Вот тебе! на, получай!» — в ярости Марсель стала сильней и не боялась, как прошлой ночью; к ней было не подступиться.
Рев вдруг оборвался грозной тишиной — раз-другой, слабея, пророкотал подземный гром, и скоро один огонь потрескивал за окном, хлюпала вода, разливаясь по захламленному взгорбившемуся полу; раздавленная тварь тяжело дергалась рядом, стучала хвостом, издыхая.
Сипло дыша, Марсель отбросила со лба налипшие волосы, утерлась рукавом пижамы. Тишина становилась зловещей.
«ИДИ», — позвал сзади далекий хор.
Метнув взгляд через плечо, она увидела, как из щелей по обводу двери сочится лучами холодный свет. «ИДИ-И-И-И…»
«Вот еще», — шепнула она.
«К НАМ-М-М», — гулко, как колокол, звал сонм поющих голосов.
«Не пойду», — сказала она одними губами.
Уж лучше драться, чем вот так…
«К НАМ-М-М».
«Убирайтесь вон!» — крикнула она, сжав кулаки.
Далеко, словно в конце тоннеля, за дверью раздался одинокий ехидный смех — и смолк.
«К НАМ-М-М. ИДИ-И-И…»
Она зажмурилась — проснуться! скорей проснуться! просыпайся же, Соль!..
«К НАМ-М-М».
«Меня в Ад зовут. В Ад. Я мертвая. Мне все приснилось — Клейн, Лолита, профессор. Это было наваждение, грезы перед концом. Я умерла. Я осуждена».
«Марсель! иди, глупенькая!» — весело хохотнула за дверью Аурика, что лет пять, как наглоталась снотворных таблеток из-за красавчика Луи.
«Марсэ-эль, — постучалась Аурика, — ты скоро?»
«Да воскреснет Бог, — быстро шептала Марсель, — да расточатся враги Его…»
«Дверь-то открыта», — звала ее Аурика.
«Ну и входи», — грубо отрезала Марсель.
«Чего боишься-то? — поддразнивала Аурика. — Ты уже наша».
«Мне так не кажется», — Марсель, конечно, кривила душой, но ведь язык не отсохнет.
«Да будет тебе безгрешной прикидываться. Заходи, трусишка».
«Если я сама не открою, — думала Марсель, — оттуда мне тоже не откроют. Это рубеж. А если в окно вылезти?..»
Пятясь на цыпочках, она оглянулась — тьфу ты! на подоконнике твари сидят, нахохлились.