Имена мертвых
Шрифт:
«Многоуважаемый дон Антонио Оливейра!
То, что Вы читаете мое послание, означает, что почтальон успешно добрался до Вас. Он Вам хорошо знаком, хотя и выглядит не лучшим образом; что поделать, смерть не красит — в этом Вы можете убедиться, заглянув в зеркало. Обратите внимание на тот очевидный факт, что с приходом покойного Холеры-Пабло боль прошла. Это маленький подарок Вам, образчик моего товара — частица жизни, та, что позволила Холере-Пабло
Мне известно, что Вы тяжело больны и, более того, обречены. Наркотики позволят Вам избежать мучений, но метастазы опухоли в Вашем теле развиваются все больше, они растут каждую минуту. Вы могли бы уверенно прожить еще лет 20–25, но в Вашем распоряжении остались считанные месяцы.
На примере Холеры-Пабло Вы убедились в моих возможностях, но Вам неизвестно, НАСКОЛЬКО они велики. А они таковы, что я в состоянии вернуть Вам и здоровье, и будущие годы жизни, которые Вы считаете потерянными.
Моя цена твердая — $10.000.000 банковским переводом, плата после излечения, без аванса. Обдумайте мое предложение и ответьте „да“ или „нет“ не позже, чем через 7 суток после получения письма; помните — время работает против Вас».
«Люди, мы прокляты! мы все прокляты!., надо бежать отсюда! Неотпетый на наши следы наступал, в дом вошел!!.»
«Замолкни, ты, кликуша!!» — Дьего ударом в лицо сбивает крикуна с ног, пинает его, но этим панику не остановишь. Не помогает и то, что смрадные останки Пабло спешно выволокли за ограду, облили бензином и сожгли.
На следующее утро на асьенде недосчитались дюжины мужчин; с ними сбежали их женщины. Кроме того, один выстрелил себе в голову, и удавилась индианка, что прислуживала полковнику; никто не сомневался, что Пабло позвал их за собой в ад. Тотчас возникло поверье — «Пабло будет каждый день кого-то звать, в четный день — двоих, в нечетный — одного». Всем понятно, что Пабло принес приглашение от сатаны; такой видный и жестокий человек, как дон Антонио, непременно будет лично приглашен Рогатым в пекло — такое у Рогатого особое уважение к богатым и немилосердным сеньорам.
Через день исчезло еще десять человек, плюс один вообразил, что слышит из-под пола голос Пабло: «Хосе, я жду тебя, что тянешь?», и в отчаянии решил, что сегодня его очередь, чем надежно подтвердил поверье.
Дальше побеги стали реже, потому что людей на асьенде осталось меньше.
Наконец у ворот прозвучало: «Добро пожаловать, сеньор Гефенейдер. Дон Антонио ждет вас».
Дон Антонио пристально разглядывал немолодого, но полного сил рыжего здоровяка, который, удобно разместившись в кресле у его ложа, выбирал в ящичке сигару.
«Десять миллионов, да?»
«Я мог назвать и втрое больше, дон Антонио. Дело не в цене, а в факте
«Я не хочу ждать. Давайте сразу к делу».
«Понимаю. Так вот — мне нужен человек, достаточно молодой и здоровый. Я перекачаю в вас его жизнь — и все. Операция займет минуты две-три, не более».
Полковнику такой подход понравился. Деловито, конкретно и без разглагольствований о морали. Он вспомнил об индейских щенятах в подвале. И пожалел о Мигелито — такой донор ни за грош пропал!..
«Девочка или мальчик — все равно?»
«О нет, дети не годятся. Лучше что-нибудь повзрослей, лет двадцати, и… непригодное в хозяйстве. Калека с кривой ногой, слепой или горбатый».
«Такие у нас долго не живут. Я не о том — пол имеет значение?»
«Нет».
«А слепота? — Полковник пошевелился в постели. — Слепота ко мне не перейдет? Вы сказали — „здоровый“».
«То есть без врожденных болезней, сокращающих продолжительность жизни. Подыщите несколько кандидатур, я осмотрю их и выберу то, что подходит для работы».
Полковник смежил веки. Дети отпадают, ну и ладно.
«Приведите Чико».
«Он дурак, — пояснил дон Антонио, пока исполняли его распоряжение. — Бойцы прикормили его для потехи… очень смешной дурак, вот увидите… Чико! скажи „гав-гав“!.. Ну как, сойдет?»
«Да, — думает Герц, неторопливо потирая руки, чтоб размять их, приготовить к трансплантации потенциала, — чем жить, как прирученное животное, лучше не жить вовсе. Мир без него не оскудеет».
«Прикажите постелить здесь пластик, чтобы не запачкать пол… Не бойся, Чико».
«Скажите, это больно?»
«Неприятно. Но терпимо. Велите никому не заходить сюда, что бы ни случилось».
Завершив процедуру, Герц некоторое время сидит, прикрыв глаза, и дышит глубоко и медленно, постепенно изгоняя из ушей истошный вопль Чико, переходящий в гаснущий стон, и пульсирующий визг полковника, похожий на крик раненого ягуара. С каждым вдохом снимается часть тяжести с души.
«О-о-о-о… д-д-дьявольщина… — Дон Антонио смог наконец расцепить стиснутые судорогой зубы. — Ты… почему ты не сказал, как это будет?!..»
«А что бы это изменило, полковник?..»
Сеньор Оливейра как проснулся от мучительного, бесконечного кошмара, но пробуждение было настоящей пыткой — его заставили пролезть через игольное ушко, насильно пропихнули сквозь него, сдирая шкуру и сминая внутренности; трещал, раскалываясь, череп, а кишки выдавливались через глотку.
Хотя… не так уж плохо это кончилось! Он с изумлением осмотрел себя — разгладившаяся кожа, окрепшие мышцы, упругий живот без мерзких желваков! И голос! Он не шептал злым сухим языком, он говорил в полную силу, сбиваясь на привычный рык!..