Именем народа Д.В.Р.
Шрифт:
— А как начнут в угрозыске этого Рябцева трясти, да и ляпнет про Костю? Тады нас с тобой в прорубь скинут в кулях рогожных!..
— Про подходы к Косте этот вахлак — ни сном ни духом. А если чего и начнет тренькать про Костино предложение, так это только нам на руку. Это вроде бы совсем где-то рядом. Вроде как за краешек сыскари уже ухватили! Чуешь? Тебе, Филя, еще и благодарность в милиции объявят, что ты их так близко к Косте подвел!
— Ага, схватят за шкирку — говори, мол, откуда такие сведения надыбал!
— А ты им такую линию гни: мол, коли из-за Кости ты в подозрении, вот и решил попытаться через темный элемент его поискать самолично, живота своего не щадя. Усек? А чтобы вчистую было правдоподобие, ты покрутись пару деньков на Старом базаре. Там барахлом Гошка Пиваньков приторговывает, либо еще один — Густоквашин Илюха… Илюха такой, братсковатого вида, левый глаз бельмастый, лет, как тебе, а росточка малого — аккурат мне по плечо, щуплый. От столовки Ибрагима обычно по левому ряду сидит. Там и Гошка околачивается. Его знают бабки, что торгуют пирогами и шаньгами. Так что — выпытаешь. Эти мужички, как выяснено доподлинно, от Рябцева и берут товар…
— Ох, чую, поставит нас с тобой Костя на правилку!
— Костя спасибо скажет. Впрочем, ты же с ним завтра встречу имеешь, вот и обспроси.
— И то верно…
План Бизина Ленков одобрил.
Не прошло и недели, как в колонке происшествий газеты «Дальне-Восточная Республика» появилось сообщение с занятными подробностями:
«ОГРАБЛЕНИЕ гр. ЧЕРНОВА. Около 7 часов вечера 14 декабря в квартиру заводовладельца Чернова постучал управляющий, предлагая открыть двери для агентов уголовного розыска, пришедших с обыском оружия. Вслед за ним вошли несколько человек, вооруженных револьверами. Один из них предъявил хозяйке дома предписание на обыск и удостоверение личности на имя пом. нач. уголовного розыска. Симулировав обыск, предводитель шайки неожиданно приказал присутствующим 5 рабочим и 4 женщинам спуститься в подполье. Вызванной через некоторое время г-р. Черновой было приказано под страхом смерти ее крошки ребенка выдать 1000 р. золотом. Обезумевшая мать отдала имевшиеся в доме 120 р. и просила подождать остальных денег до следующего дня. Захватив наиболее дорогие ценности и попутно ограбив в этом же доме кв-ры управляющего и рабочего, грабители скрылись.
Совершить ограбление предложил родной брат гр. Черновой, чертежник инженерной дистанции Васильев Павел. Недовольный тем, что богатый родственник „не по-родственному“ снабжает его деньгами, Васильев задумал ограбление давно, подыскав и уверив заговорщиков, что в доме его родственников хранится 10 000 р. зол.
Во время ограбления вдохновитель находился на улице и, когда денег в указанном месте не оказалось, заходил в кв-ру сам, и, также не найдя денег, предложил „попытать сестру“. В это время потерпевшие находились в подполье. Ему помогали братья Рыковы — Федор и Александр. Предводительствовал шайкой Рябцев, шофер.
Остальные грабители — Коробицын, Крупчанов и Чубаров могут быть причислены к разряду профессионалов. Продажа награбленного была поручена Пиванькову Георгию, Густоквашину Илье и Любимскому Ивану. Грабители укрывались в притоне Дунаевой Пелагеи, Кудрявцевой Ольги и Максимовой Анны. Вся шайка арестована за исключением Александра Рыкова, которому удалось бежать».
Арест целой шайки преступников Главный правительственный инспектор народной милиции Колесниченко воспринял своеобразно.
— Не работаем мы, товарищи, с населением! — с обидой бросал он в зал на очередном совещании руководящего звена нармилиции. — Полгода назад министром внутренних дел Республики подписан приказ, который опубликовали для всеобщего оповещения населения многие газеты. Я говорю о приказе номер пятьдесят три от двадцать шестого мая этого года, где черным по белому сказано нам и объявлено для сведения населения, что все выемки, осмотры, обыски и аресты, чьим бы распоряжением они не санкционировались, на всей территории Республики могут быть произведены только с ведома и при участии местной милиции!
Колесниченко строго посмотрел в зал.
— И что мы видим? Бандиты ломятся в квартиры и дома граждан со всевозможными липовыми мандатами и удостоверениями, фальшивость которых была бы немедленно вскрыта, присутствуй при этом волостной милиционер. Почему его нет? Потому, что налетчики действуют нагло и стремительно? Нет! Налет они под обыск и не маскируют! Лже-обыска устраиваются днем, когда грабителей возможно и не запустить в дом, когда они боятся шума. А шум и надо подымать, зная, что если с местного участка никого нет, то это — самочинцы! Населению это надо разъяснять!
— Еще бы, Иваныч, заставить всех налетчиков по нашим приказам жить! — съязвил, оборачиваясь к Фоменко, начальник городской милиции Сержант. Только не иронии в этой реплике больше содержалось, а горького сарказма.
Арест любителей самочинства — упрямого Рябцева и его людей, вызвал реакцию и в ленковском лагере. Причем больше всех мусолил происшедшее тот, кто был его главным участником.
— Ото как! — назидательно изрекал, захмелев от настоянной на махре самогонки и слабо разведенного спирта, Филя-Кабан перед двумя Яшками — Верхоленцевым и Шевченко-Певченко, смоля с ними ядреный самосад во флигельке, скособочившимся на краю огорода Гроховских. — А почему, скажите на милость, всю эту компанию переловили, как зайцев? А потому! Кады бы под Костей ходили, таково и быть не могло! Потому как дисциплины нету! Так оно завсегда, кады кажный сморчок норовит под себя грести! Небось энтот Рябцев еще и в атаманы лез?! Как же, покатал на своем карасиновом драндулете начальников и министеров, вот и самому захотелося… А атаман могет быть тока один!
— Само собой! — кося осоловелые глаза, мотнул башкой Шевченко. — Коська у нас и есть!..
— Умная у тебя головушка, Яша…
Арестованные по наводке Цупко члены шайки Рябцева во главе со своим атаманом картины в отношении Ленкова не прояснили. Допросы показали очевидное — никто с ним не знаком. Слыхать — слыхали, не более, про Костю с его гоп-компанией.
Но положение старого каторжника Фили, даже к его удивлению, в глазах уголовного розыска действительно упрочилось. Сам Фоменко засомневался в нынешней причастности Цупко к ленковским делам. Наблюдение с него сняли. Филя это заметил, так как однажды слежку таки обнаружил, но вида не показывал и дурил желторотых младших агентов угро. Тайком, под покровом ночи, он крался в Кузнечные, встречался с Костей, участвовал в сходках и передавал атаману один на один советы старца Бизина.
Но Филя благодушествовать не стал. Встреча и беседа с Фоменко поселили в нем повышенное чувство опасности. Где-то в глубине души клубилась до конца неосознанная паника: не переиграть ему этого гражданина начальника. Это не психованный Гадаскин и не зеленый помнач Баташев. Цупко даже себе не хотел признаться, что боится, панически боится нового начальника угро. Не хотел признаться, но ведь про этот свой страх знал. Знал!
А в тот день, когда Цупко побывал на беседе у Фоменко, он начальника угро еще раз видел. В тюрьме.
Старый Бизин не забывал о молодом пополнении войска Ленкова. Регулярно он посылал обитателям камеры, в которой посидел в начале осени, небольшие передачки с продуктами — салом, чесноком, калачами.
Чаще других таскал узелок харчей к тюремным воротам по просьбе Бизина Цупко: гоношил арестантам гостинец и завозил по дороге с постоялого на Новые места.
Обычно передачка адресовалась Бориске Багрову, уже три месяца томящемуся за решеткой без суда и вызовов к следователю. Бориска не раз поминал добрым словом старика Бизина за харчи, потому как постоянно ощущал себя голодным, несмотря на то, что кормили в тюрьме вполне сносно. Но, вот, такой уж он был проглот!
Бизин, как раз за обедом после колки Филей дров, и попросил Цупко отнесть передачу Бориске в тюрьму, а если получится, повидать мальца, узнать его настроение.
Бизин и сам дивился, насколько запал ему в душу этот паренек, не растерявший своей наивности даже после всех переделок, в которых он побывал за свою коротенькую жизнь: повоевал в партизанах и на фронте, между жизнью и смертью болтался после ранения, наконец, так глупо бухнулся за решетку, использованный втемную.
Бизин не впал в старческую маразматическую сентиментальщину. Ему, смертельно ненавидящему все эти дэвээровские порядки, устремленные в пролетарское будущее, самолюбиво захотелось — до чертиков! — перековать юного красного пулеметчика, перекрасить его в свой цвет. В этом желании Бизин наполнялся забытым азартом рулетки. А он не любил проигрывать!