Именем закона. Сборник № 3
Шрифт:
— Его зовут Эрик Крюгер, он старший инспектор криминальной полиции, сегодня два часа назад он встретил здесь человека по фамилии Жак Лебре, впрочем, у него много разных фамилий. Он наемный убийца, и его разыскивает Интерпол.
— Понятно, — сказал дежурный, — пошли.
Они поднялись на второй этаж.
Иностранец и «переводчик» шли за ним.
У дверей с надписью «Уголовный розыск» дежурный остановился.
— Подождите, — он исчез за дверью.
Дежурный опер, капитан Чугунов, спал. Ночь выдалась
— Чугунов, — тихо сказал дежурный.
— А… что? — капитан вскочил и потянул из угла дивана кобуру с пистолетом. — Где? — спросил он звучным голосом ни минуты не спавшего человека.
— В коридоре.
— В каком?
— Да за дверью твоей.
— Что ты несешь?
— Фирмач пришел, говорит, видел здесь наемного убийцу, которого Интерпол разыскивает.
— Какой еще Интерпол, он что, перепил в валютном баре?
— Да нет. Говорит, что он в уголовном розыске в Вене служит.
— Где он?
— Да за дверью.
— По-русски говорит?
— Нет, с ним переводчик.
— Из «Интуриста»?
— Скорей из вытрезвителя, — дежурный по горотделу устало опустился на стул, — так что мне с ним делать, Чугунов? Гнать? А вдруг действительно убийца здесь? Потом по голосам своим раззвонят, и попрут нас с тобой…
— Зови их, — Чугунов надел пиджак, повязал галстук. Он был готов.
— Слышь, — сказал он дежурному, — у тебя закуска есть какая-нибудь?
— Найдем. А зачем?
— «Зачем», — передразнил его Чугунов. — К тебе каждую ночь сыщики венские приходят?
— Понял.
Ох и хлопотное дело иностранцев допрашивать. Слава Богу, что журналист этот, Олег Панин, по пьянке попал.
Они написали два протокола, на русском и немецком, и Крюгер оба подписал.
Пока он писал, в комнату дважды заходил дежурный, вносил какие-то свертки.
Подписав протоколы, Крюгер встал, протянул руку и заговорил улыбаясь.
— Он говорит, — сказал Панин, — что это у него первый опыт сотрудничества с русской криминальной полицией, и надеется, что он будет успешным.
— Скажи ему, что от нас так не уходят.
Чугунов открыл сейф, достал литровую бутылку.
— Водка? — Панин сглотнул слюну.
— Чача.
— Похмелиться дашь?
— А то. Переведи ему, что дринкен надо.
Но Крюгер сам понял в чем дело и уселся снова на стул.
Чугунов разложил на чистых листках протокола закуску, разлил чачу в три стакана.
— Ну, поехали.
Они чокнулись. Крюгер поглядел, как русские выпили по полному стакану, и, усмехнувшись, допил свой.
— Вот это по-нашему, — засмеялся Чугунов.
Крюгера отвезли в гостиницу на машине, а Чугунов приказал телетайпом отправить данные в Москву. Пусть сами разбираются, Интерпол
— Зажги фонарь, — скомандовал Корнеев.
Толстый белый луч выхватил из темноты салон «мерседеса», заискрился в разлетевшихся меленьких осколках. Пуля вошла в стекло рядом с креслом шофера и точно поразила висок того, кто раньше носил имя Отто Мауэр и был коммерсантом из Вены, в Москве возглавлял совместное советско-австрийское предприятие «Антик», занимающееся реставрацией и копированием антикварных изделий.
— Ничего в него пальнули, — сказал врач, приподнимая голову убитого, — точно в висок. Пуля в голове осталась.
— Логунов, — скомандовал Корнеев, — пусть не топчутся около машины как слоны, а гильзу ищут.
Он обошел машину, стоявшую в левом ряду у светофора почти напротив чудовищного сооружения, символизирующего русско-грузинскую дружбу.
— Расскажите, как было дело, — вновь спросил он постового милиционера.
— Я, товарищ подполковник, эту машину заметил сразу. Больно уж красивая. Гляжу, зеленый дали — она стоит, а двигатель работает. Я подошел, номера коммерческие, водитель на руле лежит, я думал, сердце или что еще… Посветил фонарем — кровь. Я по рации связался.
— Время какое?
— Двадцать два сорок семь.
Корнеев взглянул на часы, было двадцать три двадцать.
— Это твой пост, сержант?
— Зона патрулирования.
— Кто-нибудь здесь постоянно, в скверике этом, — Корнеев махнул рукой, — бывает?
— Кого вы имеете в виду?
— Пенсионеры любят посидеть на лавочках, пацаны местные, алкаши.
— Здесь часто бывают черные.
— Кто?
— Чучмеки эти, что цветами и фруктами торгуют. Они в гостинице при рынке живут, так вечерами сидят.
— Пошли.
Они перешли дорогу, и Игорь еще раз подивился, кому понадобилось портить площади, возводя монумент, похожий на нечто срамное.
Сквер был пуст. Только на одной из лавок спал человек, от которого за несколько метров несло перегаром. Рядом на земле валялись четыре пустые бутылки от портвейна.
— Это не свидетель, — усмехнулся Корнеев. — Где, ты говоришь, гостиница?
— А вот, в одноэтажном доме напротив.
Вход в гостиницу Тишинского рынка охраняла здоровая, с центнер весом, баба.
— Ты куда? — заорала она, вперив в Корнеева круглые, как у совы, глаза.
Ох до чего же не любил Игорь Корнеев эту категорию людей. Людей, получивших неведомо откуда право не пускать, не открывать, не отвечать. Право это давало им хамскую власть. А власть — возможность обирать людей.
— Куда? — насмешливо спросил Игорь. — Тащить верблюда.
Он-то точно знал, как надо разговаривать с подобными людьми.
Баба мертвой хваткой хватанула его за полу пиджака. Жалобно затрещали швы.