Именинник
Шрифт:
Руслан
Яркий свет светодиодной лампы, прикрепленной к потолку, вынудил меня зажмуриться. Глаза будто выжигало солнечным светом в ясный день, но тяжелые, слипшиеся веки совсем меня не слушались, не желая отворяться. Послышалось монотонное жужжание и писк какого-то аппарата. Как в кино. Откуда это? Еще я слышал где-то вдалеке тихий плач, а затем, ощутил легкое, едва осязаемое прикосновение губ к моей скуле. Стало мокро от слез.
— Любимый мой, — истошно протянула девушка. — Очнись, пожалуйста.
Мне понадобились высшие силы, чтобы разомкнуть
— Руслан, приди в себя, — надрывно прошептала моя дорогая жена. — Умоляю.
Олеся, уткнувшись лицом мне в грудь, гладила мою руку и не переставая тихо плакала. Девушка протянула мою ладонь близко к своим губам и оставив на ней несколько поцелуев, наконец-то, подняла свою голову. Мне так хотелось прижать ее к себе, обнять крепко и поблагодарить судьбу за то, что я, все-таки, выжил.
Но мое тело меня не слушалось и поморщившись, я снова предпринял тщетную попытку привстать на кровати.
— Родной, — девушка повисла у меня на шее.
Ее тихий плач по нарастанию поднимался все выше и вскоре перетек в истерическое рыдание.
— Лесь, — промямлил ее имя и мои связки едва не лопнули от той засухи, что образовалась в горле.
— Мальчик мой любимый, — проговорила она навзрыд. — Никогда тебя больше никуда не отпущу, — и она стала целовать мои щеки.
В палату забежала зареванная мама: бросив озлобленный взгляд в сторону моей жены, женщина наклонилась, оттолкнула Олесю и принялась обнимать меня. Мне стало немного некомфортно и на мое спасение, в помещение, прямо за мамой, вошел врач, цокая языком и качая головой.
— Что ты натворил, Русик, — всхлипнула мама. — Что же ты натворил…
Я лежал в отключке больше пяти часов. К счастью, пуля не задела никаких жизненно важных органов и через пару дней я мог быть выписан и свободен. Белые стены угнетали, так же, как и нескончаемый плач двух моих любимых женщин. Почему-то сейчас, несмотря на слабость, легкую боль и жуткую усталость, я ощущал спокойствие. Но ненадолго, ведь стоило на пороге палаты заявиться заплаканной Маше, как монотонное рыдание уже трех моих любимых женщин пошло по кругу.
— Дурак ты, — повторила Олеся, приклеившись к моей ладони. — Как ты мог…
Ответить мне было сложно, иначе я бы сказал, прокричал во все горло, что никто не смеет обижать мою жену.
Сильной и своевольной Надежде Каминской, которая прежде помыкала Олесей как ей заблагорассудится, на сей раз не удалось прогнать девушку из комнаты. Более того, Олеся почти что злобно «зашипела», прогнав мою маму, когда та предприняла попытку взять бразды правления в моей палате в свои руки.
— Снаружи будете стоять вы, — рявкнула она. — Я и шагу отсюда не сделаю, — добавила девушка немного тише на очередное замечание моей мамы.
Я про себя засмеялся, но говорить пока был не в силах.
— Да, имею право! — хмыкнув, девушка возмутилась, не отпуская моей взмокшей, от ее крепкой хватки, ладони. — Я его жена и никуда не уйду!
Я
— Хватить реветь, — цокнув, мама слабо хлопнула Олесю по плечу. — Не забывай, что ты беременна!
Врач попытался в очередной раз прогнать их из палаты, но получив очередной отказ, покачал головой и стал раздавать какие-то рекомендации, после чего, наконец-то девушки обратили на него внимание и стали внимательно слушать.
Я же, умиротворённо прикрыл глаза. Усталость тяжелым бременем легла на мои конечности, погружая меня в глубокий сон. Но мне, несмотря на вынутую этим утром пулю из груди, было спокойно. Теперь, все точно будет хорошо.
На следующий день мне сообщили, что Сергей был задержан органами власти из-за попытки убийства. Мама с трудом подавляла плач, коря себя за то, что не смогла достойно воспитать старшего сына. Но больше всего ей было стыдно передо мной за все те годы лжи и предательства, из-за которых я жил словно не в полноценной семье. Груз тяжкого бремени свалился не только с ее, но и с моих плеч.
Каждый день я наблюдал за Олесей и мамой, которые постепенно становились все более благосклонны друг к другу. Почти живя в клинике, они стали обмениваться короткими, но дружелюбными репликами ради меня, чтобы я чувствовал себя комфортно и быстрее пошел на поправку.
И теперь я точно знал, что когда-нибудь, они примут и обязательно полюбят друг друга.
Олеся
Половицы старой, но весьма элитной школы немного поскрипывали. Уже начался сентябрь. Толпа рвущихся навстречу знаниям, детям, с шумом неслась по коридору после прозвеневшего звонка.
Руслан судорожно вздохнул: на его шее подрагивала кожа, и даже с расстояния была видна пульсирующая венка. Крепкая ладонь мужа, обёрнутая вокруг моей, запотела.
Он взволнован. Похоже, так взволнован Руслан не был даже в тот вечер, когда я сообщила ему о своей беременности. Несколько учеников младшей школы едва не снесли нас с ног, ломясь в соседний кабинет и отвлёкшись, Руслан тихо засмеялся. Мой хороший.
Медленно двигаться по коридорам давно забытой школы, той самой обители наших детских тайн и надежд, было так странно. У кабинета физики меня одолела незримая тоска, словно фантомно перед глазами промелькнули школьные годы.
Казалось, будто этих годов никогда не существовало, но стоило пройтись еще несколько раз по знакомым уголкам — как воспоминая заиграли перед лицом как изображение с проектора.
И я постучалась в деревянную дверь. Голоса детей стихли как никогда кстати, потому что очередной, сигнализирующий о начале следующего урока звонок, сделал свое дело. Руслан дернулся, но я сильнее сжала его руку.
— Все будет хорошо, милый, — ласково прошептала я, и потянула его руку ближе к себе.
Потянув за латунную ручку, я отворила дверь и переступив порог помещения всего на чуть-чуть, посмотрела прямо перед собой.