Иметь или быть
Шрифт:
VI. Другие аспекты обладания и бытия БЕЗОПАСНОСТЬ - ОПАСНОСТЬ Конечно, очень заманчиво не идти вперед, оставаться на одном и том же месте, не прогрессировать, иными словами, во всем полагаться на уже имеющееся, ибо то, что мы имеем, нам известно; мы опираемся на него, и это дает на ощущение полной безопасности. Мы боимся сделать шаг в неизвестное, в неведомое и, соответственно, избегаем этого: ведь хотя после того как были совершены те или иные действия, оказывалось, что в них не было ничего рискованного, прежде вся связанная с ними новизна представлялась весьма рискованной, а потому пугала нас.
Только старое, испытанное безопасно, или, по крайней мере, нам так кажется.
Каждый новый шаг таит в себе опасность неудачи, и это является одной из причин того, почему люди так боятся свободы*.
Разумеется, на каждом этапе жизни "старое
И все же, несмотря на всю безопасность, которую дает человеку обладание, люди восхищаются теми, кто способен видеть новое, кто прокладывает новый путь, кто не боится идти вперед. В мифологии такой способ существования символически представлен героем. Герои - это те, кто отваживается расстаться с тем, что у них есть: со своей землей, семьей, собственностью, - и идет вперед не без страха, но побеждая страх. В буддийской традиции Будда - это герой, который оставляет все, чем он обладает, все, что составляет основу индуистской теологии, а именно свою касту, свою семью, и живет без каких бы то ни было привязанностей.
Авраам и Моисей являются такими героями иудаистской традиции. Христианский герой - Иисус - действовал во имя переполнявшей его любви ко всем людям и ничего не имел, а поэтому и был в глазах всего света ничем. У древних греков были свои мирские герои - завоеватели и покорители. Тем не менее и Геркулес, и Одиссей, подобно религиозным героям, идут вперед, не страшась подстерегающих их опасностей. Таковы и герои сказок: они оставляют все и идут вперед, не страшась неизвестности.
Мы восхищаемся этими героями, потому что в глубине души сами хотели бы быть такими - если бы могли. Но поскольку мы всего боимся, мы думаем, что нам никогда не быть такими, что такими могут быть только герои. И герои становятся идолами, мы передаем им свою способность действовать, а сами всю жизнь стоим на месте - "ведь мы не герои".
Может показаться, что речь здесь идет о том, что быть героем хотя и заманчиво, но глупо и противоречит собственным интересам. Однако это совершенно не так.
Осторожные, ориентированные на обладание люди получают удовольствие от безопасности, но на самом деле их положение весьма ненадежно. Люди зависят от того, что имеют: от денег, престижа, от собственного "я" - иными словами, от чего-то, что вне их самих. Но что же происходит, когда люди теряют то, чем обладают? Ведь, в самом деле, все, что каждый имеет, может быть потеряно.
Например, можно лишиться собственности, а с нею - что вполне вероятно и положения в обществе, и друзей, и, более того, рано или поздно нам придется расстаться с жизнью, в любой момент мы можем потерять ее.
Если я - это то, что я имею, и если я теряю то, что я имею, то кто же тогда я есть? Не кто иной, как поверженный, опустошенный человек - жалкое свидетельство неправильного образа жизни. Так как я могу потерять то, что имею, я постоянно озабочен тем, что я потеряю то, что у меня есть. Я боюсь воров, экономических перемен, революций, болезни, смерти; боюсь любви, свободы, развития, любых изменений, всего неизвестного. Меня не покидает поэтому чувство беспокойства, я страдаю от хронической ипохондрии, меня волнует не только состояние здоровья, но и страх потерять все, что я имею; и я становлюсь агрессивным, суровым, подозрительным, замкнутым, движимым потребностью иметь еще больше, чтобы чувствовать себя в большей безопасности. Ибсен дал прекрасное описание такого эгоцентричного человека в "Пер Гюнте". Герой Ибсена целиком поглощен самим собой; в своем крайнем эгоизме он думает, что является самим собой, только когда он удовлетворяет свои желания. В конце своей жизни он осознает, что в силу собственнической структуры существования ему так и не удалось стать самим собою, что он пустоцвет, несостоявшийся человек, который никогда не был самим собою.
Когда человек предпочитает быть, а не иметь, он не испытывает тревоги и неуверенности, порождаемых страхом потерять то, что имеешь. Если я - это то,
Все, что расходуется, не пропадает, и, напротив, исчезает то, что мы пытаемся сохранить. Единственная угроза моей безопасности при установке на бытие таится во мне самом: это недостаточно сильная вера в жизнь и свои творческие возможности, тенденция к регрессу; это присущая мне лень и готовность предоставить другим право распоряжаться моей судьбой. Но все эти опасности нельзя считать внутренне присущими бытию в том смысле, в каком опасность лишиться чего-либо составляет неотъемлемую сущность обладания.
СОЛИДАРНОСТЬ - АНТАГОНИЗМ Любить, восхищаться, радоваться, не желая при этом обладать объектом любви и восхищения, - вот на что обращал внимание Судзуки, сравнивая образцы английской и японской поэзии (см. гл. 1). И действительно, нелегко современному западному человеку испытывать радость как таковую, не связанную с желанием обладать.
Однако это вовсе не чуждо нам. Пример Судзуки с цветком был бы неуместен, если бы путник смотрел не на цветок, а на гору, луг или вообще на что-нибудь такое, что физически невозможно взять, унести с собой. Разумеется, многие, если не большинство людей, и в самом деле не способны увидеть гору; вместо того, чтобы созерцать ее, они предпочитают знать ее название, высоту или им хочется подняться на нее, что тоже является одной из форм обладания. И лишь немногие могут действительно видеть гору и восхищаться ею. То же самое можно сказать и о наслаждении музыкой: так, покупка записи понравившейся музыки может представлять собой акт овладения этим музыкальным произведением, и, возможно, большинство людей, наслаждающихся искусством, в сущности, "потребляют" его; и лишь очень немногие способны получать истинное наслаждение от музыки и искусства, не испытывая никакого побуждения к "обладанию".
Иногда можно прочесть реакцию людей по выражению их лиц. Недавно я видел телефильм, в котором показывали замечательных китайских акробатов и жонглеров.
Во время съемок циркового представления камера то и дело скользила по лицам зрителей, чтобы запечатлеть их реакцию. У большинства людей лица просто-таки светились - яркое, прекрасное представление сделало их красивыми и оживленными.
И лишь меньшинство, казалось, осталось безучастным к происходящему, оно их не трогало.
Еще одним примером выражения радости без желания обладать является наша реакция на маленьких детей. Впрочем, и здесь я подозреваю изрядную долю самообмана, ибо нам нравится видеть себя в роли людей, любящих детей. Но даже если для подобной подозрительности и есть некоторые основания, я все-таки убежден, что искренняя, живая реакция на маленьких детей - отнюдь не редкость. И это может отчасти объясняться тем, что наше отношение к детям отличается от отношения к подросткам и к взрослым: большинство людей не боятся детей и свободно проявляют свою любовь к ним, что невозможно, если испытываешь чувство страха. Одним из наиболее удачных примеров наслаждения без стремления обладать тем, чем наслаждаешься, могут служить межличностные отношения. Мужчина и женщина могут получать радость от общения друг с другом: каждому из них могут нравиться взгляды, вкусы, идеи, темперамент или личность другого человека в целом. И только у тех, кто непременно должен иметь то, что им нравится, такая взаимная радость общения обычно сопровождается желанием сексуального обладания. Для тех же, кто ориентирован на бытие, общение с другим человеком само по себе является удовольствием и приносит большую радость, и даже если он привлекателен в сексуальном отношении, совсем не обязательно, говоря словами Теннисона, срывать цветы, чтобы наслаждаться.