Иметь королеву
Шрифт:
Медведь направился к человеку.
Владимир закончил важное дело. Заправился, перемотал портянки, сделал шаг. Он услышал топот зверя, когда тот был в нескольких шагах от него. Соображать, что лучше сделать — убегать или звать на помощь — было некогда. Он успел только инстинктивно поднять руку и отшатнуться в сторону. Медведь на ходу развернулся и снова бросился на Владимира. Штык-нож от автомата Калашникова старого образца уступает похожему на кинжал штыку от АКМа. Последний шире и, говорят, при ранении им у противника наступает болевой шок и более обильное кровотечение. Зато старый длиннее в полтора раза. Этот «старичок» всегда висел
В прыжке медведь ударил Владимира тяжелой лапой. Он бил в голову, но человек снова успел увернуться, и удар пришелся в плечо. Погон с куском гимнастерки с треском оборвался, обнажив плечо с тремя глубокими бороздами от когтей. Человек не сдавался. Темный длинный штык с хрустом вошел зверю в шею. Медведь зарычал и, поднявшись на задние лапы, пошел на Владимира. Они упали на землю.
Наверное, на этом бы и закончилась жизнь поисковика БОПР рядового Серебрякова. Но жизнь — не сигарета, чтобы угощать ею каждого, кому хочется эту сигарету выкурить. Владимир бился отчаянно. Упал он удачно. Навалившись на него всей тушей, раненый медведь грыз землю где-то повыше его головы, а он, задыхаясь от ужаса и вонючей грязной шерсти, раз за разом всаживал штык в брюхо и бок зверя. Похоже, какой-то из ударов был смертельным. Рык медведя перешел в протяжный вой, лапы судорожно заскребли, выворачивая комья земли, и он завалился на бок. Перемазанный своей и чужой кровью, Владимир поднялся на ноги и попятился. Медведь дернулся в конвульсии. Владимир не выдержал, дико закричал и, не разбирая дороги, бросился в чащу.
Бежал он долго. Запинался, падал, вскакивал и снова, слыша в ушах топот тяжелых лап, ломился сквозь кустарник. Сколько так длилось — он не знал. В какой-то момент он обессилел настолько, что, упав, больше не поднялся.
«Ну вот и все», — успел подумать он и провалился в глубокую яму беспамятства.
Над тайгой висела турецкая луна — рогами кверху. «Скоро дневальный объявит подъем, — подумал Владимир, — а я так устал. Поспать бы еще».
На край луны накатила темная тучка. Зашумела листва — сначала от набежавшего порыва ветра, потом от дождевых капель. Несколько из них попали Владимиру на лицо. Он дернулся и заскрежетал зубами от боли в плече. Сдерживая стон, Владимир оперся здоровой рукой о землю и сел.
Черная тайга шумела под черным небом. С веток на сапоги глухо шлепали капли дождя. Медленно вспомнилось все происшедшее. Теперь Владимир ясно осознал, что ему повезло — настолько, насколько может повезти матросу, выброшенному на необитаемый остров после кораблекрушения. До утра он не двинулся с места. Сидя под деревом, прислушивался к звукам вокруг себя, но не услышал ничего, что могло бы дать надежду. Если и будут его искать, то не ночью.
Рано утром дождь стих, и Владимир, придерживая болевшую руку, двинулся в путь. На учебе им преподавали правила поведения в подобных ситуациях, но поверхностно, делая больше упор на технику самих поисковых работ.
Выйти из тайги на открытое, возможно, больших размеров пространство. Лучше, если там будет холм или сопка. Установить знак — скрещенные стволы. Ночью развести костер. И ждать, ни в коем случае не уходя от выбранного места. Плутающего в камчатской тайге человека найти невозможно. Владимир ощупал карманы. Ну конечно, спичек нет. А положено иметь. Куришь ты или некурящий — спички у поисковика должны быть. Так ведь если бы знал — соломку подстелил. Штык тоже остался на том месте. Наверное, выронил с перепугу.
Весь день он продирался сквозь заросли, которые в этой местности были как в джунглях. Очень хотелось есть и особенно пить. Владимир рвал молоденькие листья черемши, жевал их, но острый вкус полевого лука только разжигал в желудке болезненный огонь и усиливал жажду. К вечеру он вышел на берег маленькой речушки, почти ручья. Вода в ней кипела. Неширокая, в два с половиной метра речка была забита пришедшей на нерест чавычой. Утолив жажду, Владимир выломал палку и, оглушив пару рыбин, вытащил их на берег. Есть сырую рыбу ему не приходилось. Он щепкой распорол у одной рыбины брюхо и стал жевать пресную и оттого совсем невкусную красную икру.
«Как в ресторане», — подумал он невесело. Не зная, куда двигаться, от речки он не уходил. Здесь была вода, пища. А что до открытого пространства — черт знает, где его искать, это пространство.
Шли дни. Погода стояла неплохая, дождей больше не было. Опасаясь, что рыба скоро отнерестится и передохнет, Владимир натаскал из речки и развесил на ветвях несколько десятков рыбин покрупнее. Плечо он несколько раз промыл чистой ледяной водой, и глубокие раны стали затягиваться. Вдоль берега одна за другой появлялись воткнутые в песок палочки — Владимир отмечал рассветы. Одна, вторая, пятая… Днем он часами сидел на берегу и смотрел на рыб. Они били хвостами по воде, иногда замирали на мгновение и смотрели на Владимира, спрашивая: «Ну что, брат, жив еще?» — «Еще жив», — отвечал он им. На шестую ночь он проснулся. Отчего — не понял сам. Кругом было еще темно, рыба плескалась в воде. Но Владимир чувствовал — надвигалось нечто. Ему стало страшно от непонятной и от этого еще более пугающей угрозы.
Внезапно над головой громко закричала стая каких-то птиц и тотчас умчалась, хлопая крыльями. И сразу в наступившей тишине возник грозный протяжный гул. Он нарастал с каждой секундой, почва под ногами содрогнулась, и в следующее мгновение сильный толчок опрокинул Владимира навзничь. Он вскочил, бросился в одну сторону, в другую и, понимая, что от землетрясения не убежишь, повалился на песок. Последовала еще серия толчков послабее, потом почва вздрогнула в последний раз, и снова наступила тишина.
Наутро Владимир обнаружил, что речка обмелела — видимо землетрясение где-то обломило ее русло, и вода либо ушла в трещину, либо образовался водопад, похожий на тот, который они видели во время похода в ущелье. Рыбы тоже не было. Поняв, что больше ему в этом месте делать нечего, Владимир снова двинулся в путь.
К вечеру третьего после землетрясения дня он доел последнюю рыбину. Лежа на наломанных ветках жимолости, Владимир смотрел на звездное небо и уныло размышлял о том, что же ему предпринять дальше. Звезды, беззвучно, как и рыбы в реке, подмигивали ему, задавая тот же вопрос — что, живой пока? «Пока живой», — прошептал Владимир.
Одна из звезд, особенно нахальная, не подмигивала. Она уставилась на Владимира немигающим глазом, и он обматерил ее — ишь, вылупилась. Обиженная звезда в ответ вспыхнула еще ярче и вдруг рассыпалась на несколько звездочек поменьше. Звездочки бросились от своей прародительницы, и Владимир вскочил на ноги.
Боеголовка была кассетной. Несколько раз Владимир видел их. Доставленная одной ракетой-носителем головная часть в нескольких километрах от поверхности Земли отстреливала заряды, и они, уже самостоятельно, накрывали каждая свою цель.