Имидж старой девы
Шрифт:
Нет, правда, это не метафора. Натурально пересохло во рту, стало трудно дышать. Я даже головы повернуть не могу, чтобы бросить на Бертрана виноватый взгляд.
Господи! Да я совершенно забылась! У меня вылетело из головы все на свете: и где я нахожусь, и с кем говорю! Ведь Пьер Куси, который внимательнейшим образом, затаив дыхание и не проронив ни звука, слушает нашу историческую перепалку, – смертельно опасный слушатель! Ведь он разыскивает обладателей мебели Луи Вернона! И это грозит опасностью ее владельцам! А я чуть не выдала ему Мориса…
– Что же вы замолчали, моя дорогая мадам Алена? – ласково спрашивает месье Дино. – Не хотите говорить? Ну что ж, это уже не столь важно. Главное – сам этот дневник, а не то, в ящике какого бюро или письменного
Матушка Пресвятая Богородица! Да что он несет! Какая я ему Жизель?! Спятил дядька! Точно, спятил. Кем он себя возомнил, интересно знать?!
– Неужели ты не узнала меня, Жизель? – спрашивает «экспонат» с жуткой, совершенно мертвенной улыбкой. – Взгляни внимательней! Перед тобой Шарль Морис Талейран-Перигор, князь Беневентский, герцог Дино!
Кирилл Туманов, 25 октября
200… года, Париж
Всю дорогу на экране телевизора сменялись четыре разные картинки. А поскольку телевизор висел практически напротив Кирилла, самую малость повыше и всего лишь за два ряда до него, то ему было некуда деваться – невольно смотрел на экран. Сначала там появилась карта с названиями на русском языке, потом точно такая же – по-французски. На карте отображался стрелочкой весь путь, который предстояло проделать от Нижнего Новгорода до Парижа самолету «Боинг-408» компании Аэрофлот. Потом появилась таблица: высота полета, дальность пути, время в пути, температура за бортом, температура в точке приземления, расчетное время прибытия… И все сначала на русском, потом на французском языке. Когда появилась вторая таблица, градусы указывались не по Цельсию, а по Фаренгейту. Увидев, что в Париже 75 градусов выше нуля, Кирилл сначала ничего не понял и решил, что техника испортилась. Потом сообразил сравнить две таблицы – оказалось, в столице Франции всего 17.
Ничего себе – всего! Просто жара по сравнению с Нижним, в котором осень забирала все круче! Когда он улетал, лил дождь и казалось, вот-вот пойдет снег.
Может, и пошел уже. Ну ничего, пройдет – растает, потому что остается не первый, а только третий снег. Который ложится на замерзшую землю. А заморозков в Нижнем еще не было. Но когда Кирилл вернется, все будет завалено снегом, меж сугробами завьет вихри ветер, на улице запахнет елкой и мандаринами – Новым годом…
Однако до возвращения у него полно времени насладиться затянувшейся осенью. Целых два месяца! Всего два… Могло быть три, но почти месяц у него украли. Украли, как ту с трудом накопленную тысячу евро. Деньги вернуть в конце концов удалось, а вот время…
Ладно, что случилось, то случилось, не стоит об этом думать, чтобы не начинать снова дергаться. Как говорится, хорошо то, что хорошо кончается! Теперь главное, чтобы самолет нормально сел. Это вот-вот произойдет. Уже объявили:
– Просим застегнуть ремни и привести спинки ваших кресел в вертикальное положение. Через несколько минут наш самолет произведет посадку в парижском аэропорту Шарль де Голль.
Несколько минут уже прошли, давно прошли… А вдруг что-нибудь случится, и самолет разобьется? Вот хохма выйдет! Тогда получится, что судьбу не обманешь. Не прикончил тебя буйный мент Хоботов, не зарезал трамвай – так настигнет смерть при посадке в этом самом аэропорту…
В то же мгновение самолет твердо подпрыгнул, вокруг раздались аплодисменты. Кирилл с недоумением огляделся. Все пассажиры хлопали в ладоши. О, да ведь самолет уже бежит по земле, вот лихо! Значит, не он один боялся посадки, если люди аплодируют. Теперь скорей бы из самолета! Скорей оказаться в Париже, куда он вполне мог никогда не попасть!
Пилот просил всех оставаться на местах, но люди нетерпеливо стаскивали с полок сумки, куртки. Кирилл тоже не утерпел – вскочил, снял свои вещи. На этот раз он не стал ничего сдавать в багаж. Просто из суеверия: в прошлый раз сдавал – и вон что вышло! Его чемодан сняли с рейса, после того как посадка закончилась, а пассажир Туманов не явился. И все то время, пока длился настигший Кирилла кошмар, чемодан простоял в камере хранения аэропорта. Опять же – спасибо и на том. Все-таки в нем были не самые плохие вещи. Конечно, не сравнить с теми, что он купит в Париже… Учитывая то, что заработает. И то, что у него теперь есть деньги!
Ага, люди потянулись к выходу. Неужели все? Неужели вот сейчас он, Кирилл Туманов, окажется в Париже? В Париже! И неужели с ним ничего ужасного больше не произойдет?
Но окончательно Кирилл поверил, что все его злоключения закончились и отныне все будет только хорошо и отлично, когда увидел среди встречающих знакомую добродушную физиономию месье Сарайва.
– Сирил! – воскликнул тот. – Мон ами, мон гарсон! Коман са ва?
И еще что-то залопотал по-французски. Тотчас из-за его спины выступил невысокий гибкий мальчик с такими гладкими, прилизанными волосами, как будто вот сейчас готов был выступить на паркет и танцевать «Латину», застенчиво улыбнулся Кириллу и с акцентом, но вполне прилично начал говорить о том, что месье Сарайва очень рад видеть своего молодого друга, интересуется, как его дела, счастлив, что все плохое уже позади, и надеется, что в Париже Кирилл (Сирил) отлично поработает и вообще будет счастлив и доволен.
Кирилл уже знал, что этот мальчик – студент Сорбонны, изучает русский и это переводчик, нанятый Сарайва нарочно для работы с новым преподавателем на первое время, пока Кирилл хоть немного не освоит язык. Опять кольнула боль при воспоминании о бездарно потерянном времени. Ему весь этот месяц было не до изучения языка – он восстанавливал здоровье. Ладно, ничего, как-нибудь!
Прошли через непомерно огромное здание аэропорта, раскинувшееся при дороге, словно какой-то стеклянный дракон, и сели в машину. К изумлению Кирилла, который слышал, что французы – крутые патриоты и ездят только на своих «Пежо», «Рено» и «Ситроенах», это оказался «Вольво». Сарайва сказал, что поскольку он наполовину испанец, то плохой патриот французского машиностроения. Пока ехали, Кирилл убедился, что плохих патриотов здесь множество.
Сарайва говорил, что сегодня Кириллу, после того как он устроится в молодежном общежитии, где будет жить (оплачивали жилье Сарайва), надо погулять по Парижу. Завтра начнется работа, начнутся уроки французского языка, будет не до гуляний. Жаль, что ни сами Сарайва, ни переводчик (его звали смешно – Жан Люк) не смогут составить ему компанию – заняты. Но, с другой стороны, по глубокому убеждению Сарайва, по Парижу надо гулять одному. Только тогда его воспринимаешь не как центр международного туризма и сборище достопримечательностей, а великолепный, загадочный город.
– Кстати, – вдруг весело сказал Сарайва, – у меня такое впечатление, что одиночество вам нынче все-таки не грозит. Сегодня утром звонила некая дама, разыскивала вас.
– Дама? – изумился Кирилл. – Меня?! Откуда звонила? Из России? Может быть, это мама была? Уж не случилось ли чего-нибудь дома?
– О нет, это вряд ли была ваша маман, – усмехнулся Сарайва. – Судя по голосу, это очаровательная юная мадемуазель. Она назвалась Ариной и оставила свой телефон.
Кирилл замер. Ощущение было такое, будто его одновременно окатили кипятком и ледяной водой.