Имоджин
Шрифт:
Ивонн, устроившись на краю скалы и продолжая выглядеть так, словно ее только что вынули из бумажной упаковки, розовой пластиковой ложкой изысканно ела прессованный творог и ворчала на насекомых.
— Не напоминает ли тебе эта глупая телка мисс Маффит? — спросил у Имоджин Матт. — Скатился бы сейчас на нее какой-нибудь крупный паук и напугал бы ее до смерти…
Ники, проглотив пару кусков хлеба с паштетом, присвоил себе бутылку вина и продолжил истязание Имоджин суетой вокруг Кейбл. Лежа рядом с ней на траве, он вливал в нее из своего бумажного стаканчика вино, а потом кидал
Ивонн всем видом демонстрировала свое неодобрение. Она достала еще один полиэтиленовый пакет — с морковными палочками. Не обращая ни на кого внимания, Матт растянулся и заснул среди диких цветов, как Фердинанд Булль. Имоджин, не способная на подобное хладнокровие, тоскливо съела пять ломтиков хлеба с чесночной колбасой и почувствовала себя нехорошо.
Вдруг на дороге выше них остановилась машина, из нее вышли три француза и, безо всякого стеснения расстегнув брюки, облегчились на девственную траву.
— Как отвратительно! — прошипела Ивонн, сделавшись от возмущения пунцовой.
— Как мило н непосредственно! — сказала Кейбл, беря в рот сигарету.
В одно мгновение Джеймс вытащил зажигалку, и тут же вспыхнул огонек, который едва не обжег волосы и ресницы Кейбл.
— Усерден сверх меры, как хозяйка, — многозначительно заметил Ники.
Джеймс слегка покраснел и подлил себе и Имоджин вина.
— Джамбо, тебе хватит, — резко сказала Ивонн, — Ты же знаешь, что я думаю про выпивших водителей.
Поднявшись, она стала очищать место после пикника. Успевшие забраться в паштет муравьи исторгли у нее громкое восклицание. Аккуратно собрав мусор в полиэтиленовый пакет, она положила его в багажник.
— Не надо так стараться, — лениво сказала Кейбл, — а то мы чувствуем себя виноватыми.
— Кто-то должен это делать, — заметила Ивонн. — Я, например, люблю, чтобы все было в полном порядке.
Имоджин вернулась в машину и вздрогнула, прикоснувшись к раскаленному от солнца сиденью.
Уже приближался вечер. Имоджин сидела сзади и чувствовала себя скверно. Ей захотелось домой, казалось, что ее держат взаперти и неизвестно, что с ней будет дальше. После долгих часов в дороге она чувствовала себя вялой и отяжелевшей, так, словно, весь хлеб, который она съела за последние сутки, свинцовым комком лег в ее желудке.
Тени на дороге удлинялись. Машину снова вел Матт, на его рубашке темнели пятна пота, голову прикрывала старая панама, чтобы грива не опускалась на глаза. Все окна были открыты, жар накатывал волнами. Ветровое стекло облепили расплющенные мухи.
Дорога петляла теперь по сосновому лесу между огненно-красными скалами, громко трещали сверчки, воздух становился все прозрачнее. Поворот за поворотом они поднимались все выше и выше, пока не стало казаться, что машина вот-вот достигнет неба. И тогда в лучах вечернего солнца внезапно засверкало Средиземное море, похожее на металлический лист.
У Имоджин перехватило дыхание. Кейбл достала свой чемоданчик с косметикой. Имоджин пожалела, что
— Это Пор-ле-Пэн, — сказал Матт.
Имоджин вытянула шею. Внизу под ними склоны были усеяны небольшими белыми виллами с красными крышами и зелеными ставнями. Магазины, кафе, казино и светлые, пастелевые дома теснились вдоль береговой линии. В гавани качались на воде рыбачьи лодки и яхты. Какая-то рыбацкая деревушка, подумала Имоджин.
Ее ожидало еще одно потрясение. Она всегда считала, что французы — некрасивое коренастое племя. Но когда они ехали вдоль набережной, она не могла припомнить, чтобы где-нибудь прежде видела столько красивых девиц с волосами по пояс, длинными конечностями и загорелыми лицами. Они возвращались с пляжа. Неудивительно, что Кейбл потратила три четверти часа на свое лицо. Неудивительно, что Ники был похож на мальчишку, которого пустили похозяйничать в кондитерской лавке.
Их гостиница «Реконнесанс» находилась в конце набережной. С каждого балкона свисали сохнущие купальные костюмы и полотенца. Толстая мадам в сопровождении еще более толстого пуделя вперевалку двинулась навстречу Матту и, что-то бормоча, поцеловала его в обе шеки. Имоджин с облегчением узнала, что у нее и у Ники будет по отдельному номеру.
— Мадам сочетает респектабельность с жадностью, — по-английски объяснил ей Матт, когда они поднимались по красной кафельной лестнице. — За два одноместных номера она берет больше денег, чем за один двухместный, но коль скоро приличия соблюдены, она не обращает внимания на то, кто к кому проскользнул в номер, когда погашен свет.
Комната Имоджин была совсем крохотная с большой односпальной кроватью, без мыла, без комода и вешалок для одежды. За картинкой на стене был заложен пластиковый цветок. Рядом с кроватью в вазе стояли пять стеблей камыша. Выглянув из окна, можно было увидеть море.
Она села, захваченная новой волной отчаянной тоски по дому. Волосы у нее были жесткие и пыльные, в теле чувствовалась ломота от долгой неподвижности. За дверью Ивонн громко жаловалась на то, что один прием ванной стоит десять франков, а Кейбл выгоняла Матта вниз, чтобы не торопясь переодеться. Я должна собраться, подумала Имоджин. В конце концов, у нее отпуск, и надо попробовать развлечься. Она как следует умылась в ледяной воде, надела один из своих новых просторных халатов и туфли на высоких каблуках, чтобы выглядеть повыше и постройнее. Она немало поработала со своим лицом прежде чем присоединиться к остальным в баре.
Там она сразу же поняла, что оделась не так. Большинство было в брюках и рубашках приглушенных светлых тонов. Девушки, которые были в платьях, носили их плотно облегающими или туго затянутыми в поясе. На ногах у них были греческие сандалии на босу ногу. Она видела, как все эти загорелые лица смотрят на нее со смехом. Ники посмотрел на ее халат с плохо скрываемым неодобрением.
— Ждем ребенка, дорогая? — холодно и отчетливо спросила Кейбл.
— Она выглядит прекрасно, — сказал Матт, заполнявший гостиничные анкеты.