Император Единства
Шрифт:
Маша, улыбаясь, слушает наш разговор. Позади тяжелый день, а завтра будет ничуть не легче. Но сегодня мы все вместе, и сегодня у нас праздник.
Наконец, Георгий выдохся и решил устроить себе пятиминутку пирога с вишней. Я уточняю:
– Так что, поедешь с нами в Константинополь?
Мальчик оживленно кивает, активно жуя. Потом, судорожно проглотив, спешно спрашивает:
– А мушкетеров моих можно взять?
– Гм… Ну, вряд ли руководство лицея будет в восторге, но, так и быть, можешь взять своих друзей. Думаю, пару недель отсутствия вам простят. Но ты же понимаешь, что все будут вам завидовать
Георгий воинственно подбоченился:
– Мы им всем покажем!
– Ага. Только давайте без членовредительства. Мне только сломанных рук и ног не хватало.
Сын активно кивает и впихивает в рот новый кусок пирога. Ну, и где этикет? Совсем расслабился в своем пионерском лагере!
Однако сильно надолго его не хватило. Рассказав новости и похваставшись фингалом, слопав пирог и получив подарок на именины, Георгий тут же заерзал и начал отпрашиваться к друзьям, которых он также (с моего дозволения) притащил в Кремль.
– Ну, иди, иди. Заждались тебя там уже. Евстафий принесет вам пирог и прочие сладости.
– Спасибо, пап! Пока, пап! Пока, Маш!
Маша засмеялась и подмигнула мальчику:
– Вы там не слишком сладостей объедайтесь!
Но тот уже скрылся за дверью.
Поднимаю бокал с апельсиновым соком.
– За тебя, радость моя! С именинами тебя! С днем ангела!
– Спасибо, любимый.
Маша чокается со мной стаканом с отваром шиповника. Пригубив, отставляет его в сторону и просит:
– Спой что-нибудь. Ты так давно не пел для меня.
– Прости, солнце мое. Обещаю исправиться!
Беру гитару и начинаю негромко петь, глядя в грустные глаза жены.
Гори, гори, моя звезда.Звезда любви приветная.Ты у меня одна заветная,Другой не будет никогда.Жена моя, благословенная,Звезда любви, волшебных дней.Ты будешь вечно неизменная,В душе так любящей моей.Сойдет ли ночь на землю ясная,Так много звезд, нужна одна.В моем пути в жизнь так прекрасную,Ты – путеводная звезда.Твоих лучей небесной силой,Вся жизнь моя озарена.И будешь ты всегда любимой,Гори, сияй, моя звезда!Новый день, новые совещания. Как скучна и однообразна жизнь правителя Государства Российского! Скучные официальные лица, строгие официальные бумаги. Сплошной официоз и скука. Фронты, войны, сражения. Перевозки, поставки, снабжение. Протоколы, письма и донесения. Сотни и тысячи дел, рапортов и прошений. И всем что-то от тебя надо, нужны решения, дозволения, одобрения и прочие повеления.
Иной раз, глядя на окружающих, я ловил себя на вопросе: это они винтики в моем механизме власти или это я винтик в их государственной машине? Поди знай. Верно и то, и другое.
– Так что с Иерусалимом?
– Барон Врангель ведет переговоры о сдаче с местным гарнизоном, напирая на нежелание проливать кровь в Святом городе, но демонстрируя решимость это сделать в случае отказа.
– Они в курсе резни у Вифлеема?
Палицын кивнул.
– Так точно, государь. Но немецкий майор Вюрт фон Вюртенау отказывается от сдачи. Впрочем, барон Врангель надеется, что османы сдадутся и без его команды. Над Иерусалимом наши самолеты разбрасывают листовки соответствующего содержания.
– Это недопустимая задержка! Фронт против англичан практически снят, и противник продвигается на север, а за ними маршем идут британцы. Не мне вам говорить, что это все значит для нас.
– Да, государь.
– Ну так поторопите Врангеля! Что силы специальных операций?
– Генерал Слащев непосредственно координирует операцию.
– Плохо координирует! Очень плохо! Так ему и передайте!!!
– Мы рады видеть вас в Кремле, госпожа Мостовская.
– Благодарю вас, ваше императорское величество.
Ольга склонила голову, приветствуя императрицу. А я смотрел на одетую в траур женщину и думал о своем. Парадокс истории – я имею возможность видеть свою прабабку молодой 28-летней женщиной, не имеющей ни малейшего понятия о том, что перед ней не просто император Всероссийский, а ее прямой, пусть и довольно далекий потомок.
Я смотрел на статную русоволосую даму и пытался понять, что же испытывал мой прадед к Ольге Кирилловне? Скоротечную любовь, вспыхнувшую пожаром, но и погасшую довольно быстро, стоило царственному братцу и не менее царственной мама наехать на него? Или же чувства были более глубокими и прадед, даже женившись на Наталье Вульферт, все еще в тайне души любил Ольгу? Но ведь там еще были и другие женщины. Та же Коссиковская, к примеру.
Не знаю. Оставив мне память, он не оставил мне своих чувств.
Но лично я не испытывал к этой давней пассии прадеда никаких эмоций, не говоря уж о любви. Для меня эта женщина была абсолютно чужим человеком, хотя я и помнил немало пикантных подробностей той связи. Однако же у нее был сын, в жилах которого текла кровь императора (моя) и который был, на секундочку, моим дедом.
И как я должен был поступить в этом случае?
Не говоря уж о всяких рассуждениях о причинно-следственной связи. Может, я сейчас каким-то решением исключу из истории самого себя? Или уже не исключу? Поди знай!
Беру слово:
– Госпожа Мостовская, примите наши соболезнования по поводу смерти вашего мужа, полковника Мостовского. Он погиб на поле брани как герой, и благодарное Отечество этого не забудет.
Ольга, следуя дворцовому протоколу, сделала книксен.
– Благодарю вас, ваше императорское величество!
Киваю.
– О вас хлопотал граф Мостовский.
– Я чрезвычайно ему благодарна за живейшее участие в судьбе моей семьи, государь.
Беру со стола папку с гербом.