Император и Сталин

Васильев Сергей Викторович

Впрочем, нахрапистых и циничных, подпёртых банковским капиталом, «обогащённых» связями с различными разведслужбами хватало и в революционном ленинском Совнаркоме. Интриги там плелись круглосуточно. Кровушка лилась рекой. Сталину, ещё совсем малоизвестному партийному клерку, пришлось учиться выживать и лавировать между такими мастодонтами подковёрной борьбы, как Свердлов, Троцкий, Красин, Зиновьев, Каменев. Было страшно. Азартно. Почти безнадёжно. Но он не просто выжил. Он победил, виртуозно сталкивая их лбами и вынуждая пожирать друг друга в то время, пока сам Сталин скрупулёзно, по кирпичикам, собирал собственную структуру власти.

Победил тогда — победит и сейчас. Поэтому к первой встрече с первым «родственником» у императора был уже готов план действий, написанный накануне, под бормотание пришедших на ум стихов Есенина:

«…Мне противны и те, и эти,

Все они — класс грабительских банд

Но должен же, друг мой, на свете

Жить как-то Рассветов Никандр…»

Великий князь Александр Михайлович совсем недавно вернулся на флот из отставки, куда его «по-родственному» вышвырнул генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович. Поводом для отставки была, якобы, некачественная программа усиления Российского флота на Тихом океане, в которой Сандро предсказывал неизбежность войны с Японией.

Причина отставки была другая, насквозь меркантильная и циничная. Если бы программу одобрили, то выполнять, скорее всего, поручили бы её автору. А, значит, через Сандро потекли бы бюджетные деньги, которые генерал-адмирал давно считал своей собственностью. Николай II, кстати, повёл себя в этом конфликте как последний малодушный негодяй. Это ведь он попросил Александра Михайловича написать злосчастную программу. А потом сдал его на растерзание дяде при первых же признаках генерал-адмиральского гнева.

Вернулся Сандро на флот через три года на крайне скромную для великого князя должность старшего офицера броненосца береговой обороны «Генерал-адмирал Апраксин» (С мая 1900 — командир броненосца «Ростислав») и сидел тихо вплоть до ливадийского комплота, где только его решительное «нет» остановило отстранение Николая II от власти (а, может, и от жизни) «в связи с тяжелой и скоропостижной болезнью».

На личном деле великого князя, которое представляло пока только листок в блокноте императора, красным карандашом были дважды подчёркнуты слова: «фаталист и мистик, увлекается эзотерикой и спиритизмом».

— Сандро, — медленно произнёс император, как будто пробуя на вкус домашнее прозвище Великого князя, — Сандро, как всё-таки красиво звучит твоё семейное имя, не находишь?

— Никки, раньше тебя оно вообще не трогало, что случилось?

— Понимаешь, Сандро, иногда, для того, чтобы взлететь, требуется получить приличный пинок под зад, не так ли? Тогда, неожиданно для себя самого, ты начинаешь обращать внимание на такие мелочи, которые до этого вообще не замечал.

— Ты хочешь сказать, что твой «se quereller» с Аликс…

— Я хочу сказать, что мы с тобой вообще не о том разговариваем, — император, кряхтя, поднялся с кресла и, чуть подволакивая ногу, подошёл к князю. Только сейчас Сандро заметил, как изменила болезнь взгляд самодержца. Вместо голубых беспечных глаз Никки на него смотрела холодная сталь, в которой растворялось без остатка скупое осеннее Солнце.

— Ты спас мне жизнь не так ли, Сандро? — глухим голосом то ли спросил, то ли утвердительно произнёс император…

— Ты преувеличиваешь, Никки…

— Не перебивай…

— Ого, — ёкнуло сердце у Александра Михайловича, такого резкого тона он от Николая не слышал никогда.

— Мы же оба знаем, что это был заговор, не так ли? — остановившись прямо напротив князя и испытующе глядя ему в глаза, продолжил император, — и тебе было достаточно просто не мешать, чтобы корона слетела с моей головы. Но ты вмешался, зная, что ни Аликс, ни те, кто стоят за ней, тебя не простят. Почему? Я же предал тебя, Сандро… Я предал, когда тебе пришлось уйти в отставку…

— Никки, мне кажется, ты слишком строг к себе, к Аликс… да, она… — князь покрутил рукой, подбирая нужное слово, — ambitieux (честолюбива фр.), но не настолько, чтобы… и, в конце концов, разумный компромисс…

— Сандро, давай говорить только то, во что веришь, а не то, к чему тебя обязывает придворный этикет, — усмехнулся в усы император, очередной раз удивив князя непривычной реакцией. — Компромисс — это мягкая форма предательства. В то же время, предательство — одна из форм компромисса. Что же касается Аликс…Человек, выросший при английском дворе, никогда не сможет быть абсолютно самостоятельным…

Великий князь застыл с открытым ртом, в котором застряли все слова, которые он хотел сказать своему ровеснику-племяннику. С такой стороны он никогда не оценивал Аликс и её поступки. Впрочем, князь мог поклясться, что так никогда не смотрел на нее и её муж, во всяком случае, до болезни…

— Никки, умоляю, — наконец выдавил из себя князь, — что тут произошло пока меня не было?

Император отвернулся от князя и подошёл к окну, набивая трубку и наблюдая за печальным осенним пейзажем.

— Я почти умер… да, нет, не почти, а совсем, — глухо произнёс он, когда пауза стала уже совсем неприличной, — но мне каким-то чудом удалось уговорить ИХ вернуть меня обратно…

В кабинете повисла такая тишина, что стало слышно, как под абажуром лампы возится какая-то запоздалая муха.

— Никки, ты про кого сейчас? — почти шёпотом просипел князь.

— Они недовольны мной… Мне очень много придётся исправить, — будто не слыша его, продолжал император.

— А я, а мной? — автоматически вырвалось у Сандро, после чего он прикусил губу, не переставая смотреть на императора расширенными от ужаса и удивления глазами.