Император из стали: Император и Сталин. Император из стали
Шрифт:
Оставив у лазарета штаб-ротмистра, генерал отправился обратно, проклиная неведомых злоумышленников, докторов и свою собственную торопливость, из-за которой, быть может, он невольно напугал раненого.
Ротмистр нарисовался в каюте генерала только через два часа. Вид у него был такой, будто он только что поймал водяного и теперь не представляет, что с этим чудом-юдом делать.
– Ну, что? – нетерпеливо бросился к нему Ширинкин. – Пришёл в себя? Ты говорил с ним?
– Так точно, ваше высокопревосходительство! Пришёл! Говорил!
– Ну? Ну?! Что он сказал? Что он помнит? Может
Ротмистр замялся и, отступив на шаг, уже не так уверенно кивнул головой.
– Так точно, ваше высокопревосходительство! Может… вернее, это… уже опознал…
– Ротмистр, чёрт вас побери! Ну, что вы мнётесь, как гимназист на первом свидании? Что он помнит? Кого он опознал?
– Раненый… Он сказал… Одним словом, мичман Головин утверждает, что злоумышленник, напавший на него – это вы, ваше высокопревосходительство!
Люди не замечают, что мы делаем для них, зато они замечают, чего мы не делаем.
Декабрь 1900-го. Тифлис. У монастыря Джвари
– Красиво идут! – вполголоса, с какой-то удивительной, вопросительно-восхищённой смесью интонаций произнёс великий князь Александр Михайлович, не отрывая глаз от густых цепей Кавказской гренадерской дивизии, поднимающихся по пологому склону.
Император посмотрел через плечо на моряка, вздохнул и вернулся к обозрению манёвров, в ходе которых лейб-гренадерский Эриванский полк оборонял высоту с возвышающимся над ней монастырём Джвари, а остальные три полка дивизии шли на штурм под заливистый лай дивизионной артиллерии, регулярно выплёвывающей облачка холостых зарядов в синее небо над слиянием Арагвы и Куры.
Официальная часть была императором самым беспардонным образом скомкана, торжественный обед в доме губернатора отменён, впрочем, как и богослужение и парад. Вместо всего этого император изволил устроить на весь день полевые манёвры с последующим ужином в походно-полевых условиях.
Сейчас он не столько наблюдал за ходом учебного боя, где ему и так всё было ясно, сколько с любопытством разглядывал цепи 16-го гренадерского Мингрельского его императорского высочества великого князя Дмитрия Константиновича полка. Его последним командиром в сентябре – декабре 1917 года был полковник Шапошников – будущий маршал Советского Союза, начальник штаба Рабоче-крестьянской Красной Армии, единственный военный, к которому Сталин обращался уважительно по имени-отчеству – Борис Михайлович.
Император поймал себя на мысли, что невольно среди рядов гренадеров ищет знакомую чуть сутуловатую фигуру, и коротко вздохнул. Борис Михайлович сейчас только сдавал вступительные экзамены в Алексеевское училище, и вместо него перед глазами маячила фигура командира дивизии великого князя Николая Михайловича, который сегодня был удивительно неразговорчив и регулярно бросал на императора настороженные взгляды.
«Кажется, Сандро уже провёл необходимую подготовительную работу», – с удовольствием подумал император и уверенно направился к держащим оборону лейб-гренадерам, жестом пригласив князя составить ему компанию…
– Никки, я уже хотел писать тебе, – начал явно заготовленную речь генерал, когда они удалились на достаточное расстояние, чтобы свита их не слышала. – Ты же понимаешь, что заговор с участием Аликс – это l’absurditе… [10]
– Николай Михайлович, – перебил князя император, остановившись и повернувшись к собеседнику всем телом. – А покажешь мне свою коллекцию бабочек? Говорят, что ты не расстаёшься с ней даже в путешествиях и походах.
Все заготовленные слова застряли у Николая Михайловича в горле и рассыпались в мелкий прах. Бабочки были тем увлечением и той страстью, которую князь лелеял с детского возраста и отдавал ей всё своё время, остающееся от службы и изучения истории – ещё одного увлечения, на глазах превращающегося в серьезную работу.
10
Нелепость (фр.).
– Никки, ты никогда о них даже не вспоминал, – с удивлением глядя на царя, пробормотал князь. И, уже оправившись от удивления, по-военному чётко отрапортовал: – Тридцать шкафов с коллекцией в этом году подарено Зоологическому музею Императорской Академии наук в Санкт-Петербурге. Ещё один шкаф с коллекционными материалами был передан Кавказскому музею в Тифлисе. Но кое-какие экземпляры, – генерал заговорщики улыбнулся, – мне приносят и присылают постоянно. Вот смотри, – и вытащил небольшой плоский кожаный пенал с каким-то засушенным коричневым листочком.
Император туда заглянул, пожал плечами и вопросительно посмотрел на князя.
– Коконопряд дуболистный, – прошептал князь, как будто боясь разбудить насекомое, – подражает сухому листу… Посмотри, какая потрясающая мимикрия! Какой восхитительный покровительственный окрас!..
– Правильная окраска помогает защититься от врагов и сохранить жизнь? – прищурившись и нагнув голову, спросил император.
– Да-да, – радостно закивал генерал, – и обрати внимание, какого совершенства они достигли в этом деле…
– Великолепно, – резюмировал император, – просто великолепно! А теперь посмотри сюда, – и он развернул князя лицом к поднимающимся по склонам батальонам дивизии. – Мне интересно знать, Николай Михайлович, так хорошо изучив возможности маскировки насекомых, как ты собираешься применить эти знания для пользы державы?
Генерал упёрся взглядом в ровные ряды синих мундиров, ярко и сочно смотрящихся на фоне серо-коричневой пожухлой травы, и шестерёнки его мозга яростно заскрипели, пытаясь осознать заданный вопрос.
– Никки, – после отчаянной борьбы со своими извилинами жалобно простонал генерал, – что ты от меня хочешь? Что я должен сделать?
– Думать, Николай Михайлович! Это твоя главная обязанность! Как знания, которыми ты обладаешь, могут помочь Отечеству. А делают пусть другие… – и, недовольно покачав головой, император быстрым шагом направился к первому ложементу, где уже выстроился полувзвод под командой вытянувшегося во фрунт усача-унтера.
– Вольно, богатыри! – по-неуставному ответил император на краткий доклад и, глядя снизу вверх на рослого лейб-гренадера, задал неожиданный вопрос: