Император Мэйдзи и его Япония
Шрифт:
Праздничное шествие по улицам Киото
Дела в империи шли неплохо. В том числе и на потребительском рынке. В октябре в магазине «Даймару» устроили распродажу зимних вещей. Клиенту, который сделал покупку на сумму свыше 20 иен, полагался бесплатный обед. Приказчики едва справлялись с потоком посетителей. В первый день обедом угостились 900 человек, во второй – 600, в третий – 2000 [257] . В тогдашних магазинах снимали обувь, обслуживанием занимались только мальчики и мужчины. Они обслуживали женщин. Профессия продавца еще не превратилась в женское занятие. Многие домохозяйки по-прежнему продолжали чернить зубы, но начинали привыкать и к распродажам.
257
Хоти
1896 год
29-й год правления Мэйдзи
Плоды убийства корейской королевы японское правительство пожинало не слишком долго. Уже 11 февраля королю Коджону и наследному принцу удалось бежать из дворца. Это было особенно обидно, поскольку Япония праздновала очередную годовщину основания империи.
Каждый день во дворец Коджона являлись профессиональные плакальщицы, которые оплакивали покойную королеву на ее могиле. Король и принц сговорились с ними и, переодевшись в женское платье, сели в их тесные закрытые носилки. Плакальщицам пришлось усесться прямо на августейших особ [258] . Носильщики отправились прямиком в российское посольство, откуда, под защитой русских матросов, король стал руководить страной.
258
Дневники святого Николая Японского. Т. 3. С. 274.
Исполняющим обязанности российского посланника в Корее в то время был временно назначен А. Н. Шпеер, служивший в российском посольстве в Токио. Он, естественно, состоял с королем в секретной переписке. Через какое-то время после бегства короля он вернулся на место своей постоянной работы в Японию. Нужно ли говорить, что такая малодипломатичная демонстративность вряд ли могла внести свою лепту в улучшение отношений между двумя странами.
Действия Японии в Корее не вызывают симпатии. Что до России, то достойно удивления, насколько ее политическая элита оставалась верна своим пространственным поэтическим принципам: чем больше простора, тем лучше. И это при том, что Россия к тому времени не сумела сколько-нибудь достойно обустроить уже имевшиеся на Дальнем Востоке территории. Однако отдавали себе в этом отчет немногие. К их числу принадлежал отец Николай. Комментируя визит в Японию редактора «Нового времени» С. Сыромятникова, он писал: «Жаль, что предубежден он против японского народа, ненавидит японцев, как заклятых врагов. Приезжал он в Китай с князем Ухтомским, привозившим подарки от Государя Императора к китайскому Богдыхану и его матери. Князь Ухтомский был в Японии вместе с Государем-Цесаревичем, когда он в Ооцу так варварски оскорблен был японцем. Но этот дикий поступок составляет истинную скорбь почти всей Японии. Зачем же набрасывать из-за него черный покров на всю Японию? Убежден он, что Россия должна взять Корею, чтобы не взяла ее Япония; убеждение это, вероятно, князя Ухтомского, а может, и выше кого. Избави Бог от этого! Вот тогда бы Россия точно навсегда бы поссорилась с Японией, да и с Кореей тоже, ибо четырнадцатимиллионный народ нельзя проглотить без того, чтобы не стало пучить брюхо, как бы просторно оно ни было» [259] .
259
Там же. С. 568.
Будучи убежденным государственником, отец Николай понимал в геополитике и жизни намного лучше, чем те люди, которые руководили страной и твердили об «интересах России».
14 мая японская делегация во главе с принцем Фусими преподнесла Николаю II коронационный дар от имени Мэйдзи. Это был огромный орел из слоновой кости. Работа мастера была изумительной, но в связи с противостоянием в Корее прием гостям был оказан прохладный. Особенно это бросалось в глаза на фоне пышной встречи Ли Хунчжана. Тем не менее на Ямагата Аритомо, который входил в состав делегации, грандиозность коронационных церемоний произвела большое впечатление. Все-таки у России тоже было чему поучиться. Ямагата подписал с российским министром иностранных дел Лобановым-Ростовским договор относительно ситуации в Корее. Корея фактически превращалась в совместный протекторат.
Художественная мода на Японию наконец-то докатилась и до России: в Санкт-Петербурге открылась первая выставка японского искусства из коллекции морского офицера С. Н. Китаева. Она произвела большое впечатление на публику, критики характризовали японских художников как «гениальных детей». Они имели в виду непосредственность и живость восприятия. Казалось немыслимым, что эта нация «гениальных детей», страна чудной природы может представлять угрозу России. Пройдет всего несколько лет, и Россия убедится в обратном.
В июле на побережье северо-восточной Японии обрушились огромные волны – цунами. Они смывали дома, уносили людей в море. Гниющие трупы, обломки строений и выброшенные на берег рыболовецкие суда производили на очевидцев страшное впечатление. Погибло более 27 тысяч человек. Несмотря на успехи в модернизации, несмотря на победу в войне с Китаем, зависимость японцев от капризов природы оставалась по-прежнему огромной.
В октябре Токутоми Сохо заехал в Ясную Поляну, чтобы познакомиться с Л. Н. Толстым. Произведения Толстого были хорошо известны в Японии. На сетования Толстого по поводу милитаризации Японии Токутоми Сохо ответил: «Я – японец, и, будучи японцем, через Японию я хочу служить миру. Я верю в то, что патриотизм и гуманность могут быть поставлены в один ряд. Я не хочу, чтобы Япония завоевывала мир, однако я хочу, чтобы Япония, как одна из стран мира, заняла соответствующее положение. Может быть, старец (Л. Н. Толстой. – А. М.) не знает, но место, которое хочет занять японский народ, не место главенствующего среди других народов мира, но он хочет, чтобы Япония занимала положение, равное с другими странами мира» [260] .
260
Токутоми Сохо. Один день в Ясной Поляне / Пер. с яп. М. В. Торопыгиной // Япония. Путь кисти и меча. 2003. № 2. С. 15.
Токутоми Сохо восхищался Толстым-писателем, но чего стоили его романы по сравнению с геополитикой?
Летом в Японию прибыли тринадцать китайских студентов. Это были первые за многовековую историю китайцы, которые приехали учиться у Японии. Япония всегда училась у Китая, но теперь настало время и для китайцев учиться у Японии. Правда, не все они выдержали ксенофобскую атмосферу тогдашней Японии. Простые японцы обидно называли их «свиными хвостами». Четверо студентов в скором времени предпочли вернуться домой.
Европейские новшества достигали теперь берегов Японии все быстрее и быстрее. Первая железная дорога на паровом ходу была построена в Англии в 1825 году и «докатилась» до Японии только через 47 лет, в 1872-м. В конце прошлого года в Берлине и Париже состоялись первые демонстрации кинофильмов. В конце года этого состоялись показы и в Кобэ. Сначала для аристократов во главе с принцем Комацу, а затем и для публики. Путь от Европы до Японии кино проделало всего за год.
Япония делала колоссальные успехи в промышленном развитии, послевоенная экономическая конъюнктура была превосходной. В этом году в Осака началось строительство завода по производству паровозов, в Кавасаки – заложены современные судостроительные верфи. Земля дорожала, люди говорили, что горстка земли стоила столько же, сколько мера риса. Те немногие крестьяне из пригородов, которые отваживались продать свои крошечные поля, сразу становились богачами.
Жизнь потребителя делалась приятнее. Обслуживание улучшалось, туалеты – становились чище. Газеты сообщали об одной диковинке. Когда пользователь усаживался в уборной на корточки, его вес приводил в действие музыкальный механизм – раздавалось пение птиц [261] . Однако социальные основы менялись медленнее. На весь огромный Токио насчитывалось всего шесть женщин-врачей.
Титаническая работа по освоению исторического наследия продолжалась – в этом году началась публикация «Кодзи руйэн» – классифицированных по 30 рубрикам сообщений древних и средневековых источников. Институциональная история и ритуалы, животные и растения – все и вся были представлены в этой энциклопедии. Издание в 51 томе (в каждом из них не менее тысячи страниц) было закончено в 1915 году.
261
Мияко симбун. 25.04.1896.
1897 год
30-й год правления Мэйдзи
11 января на шестьдесят четвертом году жизни скончалась вдовствующая императрица. Ей присвоили посмертное имя Эйсё. Она пережила своего супруга Комэй ровно на тридцать лет. По поводу смерти «официальной» матери Мэйдзи был объявлен годовой траур, исполнение песен и танцев отменили повсюду, включая театры и публичные дома. Даже в школах не проводились уроки пения. Празднование следующего Нового года также проводилось по усеченной программе – нигде не было видно новогодних украшений, и даже мальчишки, все-таки осмелившиеся запускать воздушных змеев, не давали им подняться слишком высоко [262] .
262
Дневники святого Николая Японского. Т. 3. С. 652, 654–655.