Император Мэйдзи и его Япония
Шрифт:
Ито Хиробуми был мертв, но его корейские планы осуществлялись полным ходом. 4 июля был подписан второй послевоенный договор между Японией и Россией. В его секретной части фактически говорилось о создании оборонительного союза. Он был направлен прежде всего против Америки, выступившей с инициативой предоставить Китаю средства для выкупа принадлежавшей России Китайско-Восточной железной дороги. Международные нравы отличались суровостью, каждый подозревал каждого, коалиции создавались и распадались. Как и всякое нехорошее дело, результаты переговоров держались в строжайшем секрете. Японии удалось уговорить Россию, что та не станет возражать против полного и окончательного присоединения Кореи к Японии. После этого получить согласие Англии не составило особого труда.
Уже 22 августа был подписан японско-корейский договор, согласно которому состоялась долгожданная аннексия Кореи. В первой статье договора указывалось,
«Учитывая необходимость поддержания постоянного мира на Востоке и заботясь о будущей безопасности Нашей империи, а также учитывая тот факт, что Корея всегда являлась рассадником беспорядка, Мы ранее уже попросили Наше правительство, дабы оно достигло соглашения с корейским правительством относительно того, чтобы Корея оказалась бы под защитой Нашей империи, – в надежде на то, что источники беспорядков будут вырваны с корнем и воцарится мир.
С тех пор прошло уже более четырех лет, в течение которых Наше правительство всеми силами пыталось улучшить ситуацию, и его достижения в этом отношении следует признать значительными, но вместе с тем результаты оказались недостаточными для того, чтобы в условиях существующей в Корее системы полностью обеспечить порядок. Чувство страха переполняет страну, люди не могут вести мирную жизнь. Теперь стало ясно, что для поддержания мира и повышения благосостояния народа необходимо реформировать существующую систему». Далее указывалось, что Мэйдзи назначит полномочного генерал-губернатора, под мудрым руководством которого корейские люди смогут наслаждаться мирной жизнью и продуктами развития промышленности и торговли [365] .
365
Дайниппон сётёку цукай. С. 894–895.
1 сентября в ознаменование присоединения Кореи было проведено несколько ритуалов. Во дворце состоялись благодарственные моления. В святилище Исэ направили императорского посланника для доклада богам о приобретении 220 792 квадратных километров. Через два дня об этом сообщили гробнице Дзимму, а на следующий день – могиле Комэй. Почти сорок лет назад Сайго Такамори оставил Токио и отправился в добровольную ссылку на Кюсю, поскольку правительство решило, что воевать Корею оно еще не готово. Теперь его мечта осуществилась. Корея стала японской. Получалось, что памятник ему поставили не зря.
Япония теперь владела Тайванем, Сахалином, Кореей и умилительно походила на «настоящую» колониальную державу. Как по методам своей внешней политики, так и по картине мира, в которой этот мир представал как объект силового воздействия. Многим японцам это было приятно.
В награду за сговорчивость членам королевской фамилии Кореи предоставили приличное содержание, 76 представителей знати получили японские дворянские титулы. Император Сунджон остался жить в Сеуле в качестве генерала японской армии. У него были нелады со здоровьем, поскольку двенадцать лет назад ему подложили в кофе яд, так что он вряд ли был способен осуществлять командование хотя бы взводом.
Перспектива. Бывший корейский наследный принц Ли Юн получил превосходное образование в Японии и женился на дочери японского принца Насиномото. Он сделал успешную военную карьеру, командовал Первой военно-воздушной армией.
Как это ни странно, присоединение Кореи привело к расколу в стане историков. Нет, против присоединения Кореи не выступал практически никто. Задача понималась верно – обосновать законность аннексии. Но тут мнения разделились. Одни доказывали, что японский и корейский народы произошли из одного корня, а потому присоединение – акция совершенно естественная. Другие же утверждали, что японцы и корейцы принадлежат к абсолютно разным народам, а потому японцы, как более развитые, культурные и цивилизованные, имеют полное право вести себя в Корее соответствующим образом [366] .
366
Толстогузов А. А. Японская историческая наука. Очерки истории. Проблемы изучения средних веков и феодализма. М.: Восточная литература, 2005. С. 396–397.
Принц Ёсихито продолжал свои многочисленные поездки по стране. Он посещал школы и больницы, выставки и предприятия. «Инспектировал» он и маневры, хотя, по свидетельству современников, ничего не понимал в военном деле. Маневры тем не менее проходили успешно, а роль Ёсихито состояла вовсе не в том, чтобы водить указкой по карте, раздавать рекомендации и вносить предложения. Присутствие наследного принца должно было вдохновлять войска, о его некомпетентности они ничего не знали.
В августе были решительно изменены правила приветствия императора и наследного принца. Неутомимое Министерство образования разослало по школам циркуляр, согласно которому ученикам, выстроившимся на платформе в ожидании проезда августейшего поезда, предписывалось встать по стойке «смирно», а «за десять шагов до приближения августейшего вагона» склониться в поклоне, причем отклониться от вертикального положения следовало «на угол приблизительно в 30 градусов». За исключением абсурдных – если учесть немалую скорость движения поезда – десяти шагов, в этом указании не было ничего особенно нового. Настоящее новшество заключалось в другом. Теперь всем ученикам запрещалось исполнение государственного гимна [367] .
367
Хара Такэси. Тайсё тэнно. С. 165–166.
Японские церемониймейстеры решили отказаться от западного стиля бурного и шумного выражения восторга, они сочли, что августейшим особам больше подходит полная тишина. И в этом они следовали японским традициям – выезды сёгуна или князя-даймё тоже проходили в полной тишине, которая была скорее устрашающей, чем торжественной. Лишь бежавшие впереди паланкина самураи разрывали ее криками «На колени!». При сёгунах железных дорог не было, и простолюдины падали ниц вдоль самых обычных немощеных дорог.
Откат к национальным формам публичной жизни продолжался. То, что раньше вызывало восторг, казалось теперь абсурдным. Об этом, в частности, свидетельствует Сансиро, главный герой одноименной повести Нацумэ Сосэки. Вот его впечатления от представления «Гамлета»: «Этот великолепный текст Сансиро тем не менее слушал без всякого интереса. Уж очень не по-японски мыслит этот Гамлет. Вместо того чтобы сказать: „Матушка, ведь нехорошо так поступать с батюшкой“, – он вдруг вспоминает Аполлона, словом, ведет себя легкомысленно и беспечно» [368] .
368
Нацумэ Сосэки. «Сансиро. Затем. Врата». С. 178.
Японская публика требовала «высокоморальных» представлений. Не случайно, что именно в этом году на экраны вышел полнометражный фильм «Тюсингура» – кинематографический вариант знаменитой пьесы театра Кабуки, посвященной 47 самураям и их благородной мести. Японский кинематограф того времени в значительной степени контролировался мафией и, безусловно, отражал и ее вкусы. Члены мафии были японцами, они тоже придерживались идеалов бусидо.
Фильм продолжался 80 минут. На вкус западного зрителя, он оказался чересчур статичным. Это объясняется тем, что находящийся в зале актер-рассказчик добросовестно и подробнейшим образом «озвучивал» фильм. Амплуа рассказчика широко представлено в японском национальном театре, японский экран последовал в этом отношении за сценой. Даже после появления звука японский кинематограф сохранил привычку к «замедленному» ритму, первоначально приспособленному к тому, чтобы рассказчик успевал за действием. Амплуа тапера в японском немом кино распространения не получило [369] .
369
Ёмота Инухико. Нихон эйгаси хякунэн. Токио: Сюэйся, 2000. С. 47–54.