Император Мэйдзи и его Япония
Шрифт:
Как мы видим, Комэй часто использовал угрозу отречения в качестве аргумента в дискуссиях с его оппонентами из Эдо.
Копию текста с отречением показали Кадзуномия, она прониклась чувством собственной вины и. согласилась. Но только при соблюдении нескольких условий. Она не покинет Киото, пока не справит семнадцатую годовщину кончины своего отца Нинко, которая наступит через два года. Кроме того, она пожелала жить в Эдо в точно таком же доме, как и в Киото.
Требования самого Комэй к сёгунату оказались более серьезными. Помимо условий, поименованных Кадзуномия, он настаивал на разрыве отношений с иностранными державами. Кроме того, сёгунату следовало представить дело так, что брак заключен не в интересах дома Токугава, а в интересах всей страны и должен послужить единению аристократов и военных. А еще император просил оказать помощь тем людям, которые потерпели материальный ущерб в результате начавшейся торговли с Западом.
Последний пункт требует пояснений. Дело в том, что с приходом европейцев в стране началась инфляция. Раньше в Японии серебро обменивалось на
Этот год примечателен тем, что сёгунат впервые делегировал за границу официальную миссию. Она отправилась в начале года в Америку – ту страну, которая сыграла наибольшую роль в «открытии» Японии. Главной целью был обмен ратификационными грамотами по торговому договору 1858 года, но одновременно японцы поставили перед собой и другую задачу: посмотреть своими глазами на ту страну, которая доставила Японии столько неприятностей и унижений. Миссию возглавлял Синми Масаоки, управитель провинции Будзэн, в нее входило около 80 человек из 10 княжеств. Был там и мелкий самурай Фукудзава Юкити (1835–1901), которому предстояло сыграть в будущем огромную роль в просвещении японцев относительно того, что это такое – западная цивилизация.
Теперь даже трудно себе представить тот трепет, который испытывали члены миссии перед отплытием. Все они впервые покидали пределы Японии. Они вообще стали первыми японцами, которые пересекли Тихий океан. Заместитель посла Мурагаки Норимаса вспоминал, что в VII–VIII веках, то есть более тысячелетия назад, японские посольства время от времени отправлялись в Китай, но Китай – близко, а Америка находится там, где «день и ночь поменялись местами». А члены его миссии – первые из обитателей «божественной Японии», которые – с тех пор как разделились Небо и Земля – получили повеление достичь этой страны на самом краю света, а потому бремя ответственности давит тяжелым грузом на грудь.
Бремя и вправду было тяжелым – никакого опыта общения с иностранцами на их территории ни у кого не было. Начать хотя бы с того, на каком языке следует написать послание американскому президенту? Обсуждались три варианта: английский, китайский (язык дипломатической переписки для Дальнего Востока) и японский. Остановились на последнем, хотя терминология еще не была выработана и потому послание вышло трудным для понимания даже для самих «дипломатов».
А что следует взять с собой в длительное путешествие? В списке погруженного на борт особое место занимает еда: зерно, бобы, соевая паста и соевый соус, чай, соления и, разумеется, сакэ. Сакэ взяли из расчета пять черпаков (около 90 мл) в день на человека. Воду настоятельно рекомендовалось экономить. А ведь она требовалась не только для питья. И не только для «обычного» бритья. Все члены миссии были самураями, а «прическа» самурая – это бритый лоб, который следовало поддерживать в постоянно-блестящем состоянии.
Кано Эйтоку. Львы (конец XVI в.)
Первая официальная встреча с иностранцами состоялась в Гонолулу, где посла принял король Гавайев. Его роскошные украшения и шитые золотом одежды произвели на скромных японцев впечатление избыточности, что дало повод сравнить его с ожившей скульптурой владыки рая будды Амиды.
Хотя членам миссии рекомендовалось не выходить в город, любопытство взяло свое и несколько молодых людей отправились в дансинг. Декольте, голые женские плечи, золотые эполеты, шум, гам, какие-то престранные, дикие па. Нет, японцам европейские танцы решительно не понравились. Один из членов миссии сравнил танцоров с «бабочками, которые обезумели при виде цветов». Когда несколько позже японская делегация в полном составе побывала в Вашингтоне, ее пригласили на бал. Он произвел на Мурагаки чудовищное впечатление, из которого он сделал важные культурологические выводы: «Мужчины и женщины двигались парами по комнате кругом, ступая на цыпочки и сообразуясь с музыкой. Они были похожи на мышек, которые не в состоянии остановиться. В этом не было ни вкуса, ни очарования. Было смешно видеть, как огромные юбки женщин надувались при поворотах, как если бы это были воздушные шары. Не подлежит сомнению, что эта нация не знает, что такое порядок и ритуал; весьма некстати, что главный министр должен приглашать посла другой страны на такое действо. Мое недовольство безгранично: они не знают уважения по отношению к порядку, церемонности, долгу. Единственное, что извиняет полное отсутствие церемонности, – это то, что именно так они понимают дружбу» [23] . Пение же европейцев напомнило ему собачий лай.
23
Miyoshi Masao. As We Saw Them: The First Japanese Embassy to the United States (1860). Berkeley; Los Angeles: University of California Press, 1979. P. 71, 73.
Все было в диковинку, один культурный шок следовал за другим. Первая в жизни поездка в конном экипаже, первое путешествие на украшенном флагами Японии и Америки паровозе, звуки работы машины которого напоминали раскаты грома. Мурагаки писал:
Словно бессмертный святой На облаке дивном В повозке громовой… Несусь по дороге, Ведущей за горы.Газовые фонари – вечером на главных улицах делалось светло, как днем! Зеркальные потолки в номере. Размер зеркал поражал – ведь японские зеркала из бронзы были крошечными. Стулья и кресла из комнат приказали убрать за ненадобностью. Вместо них постелили на пол матрасы. Огромный ковер в холле гостиницы. В Японии того времени овец не держали, а потому шерстяной ковер казался немыслимой роскошью. И по нему ходили прямо в уличной обуви! Отвратительная, жирная, вонючая еда. Мясо, мясо и еще раз мясо. Временами, особенно в первое время, японцам приходилось обходиться водой и хлебом. Вместо палочек – вилка и нож. Идиотские рукопожатия, потные ладони. Неведомый шипучий напиток, бутылки с которым открываются с пугающим хлопком, напоминающим пушечный выстрел. Мумия в музее – человека выставили на всеобщее обозрение, словно какую-нибудь скотину. Увидев в зверинце льва, японцы сделали вывод, что и львы на Западе совсем другие. На самом-то деле в Японии львы никогда не водились, и члены миссии были знакомы только с изображениями львов, которые в японской традиции имеют довольно мало общего с действительностью.
Удивляли не только вещи и животные. Совсем по-другому было устроено и американское общество. Мужчины целовали руки женщинам и уступали им место. При этом дамы чувствовали себя хозяйками положения, не семенили позади своих мужей, а свободно вступали в разговоры с гостями. Женщины вместе с детьми являлись на приемы, где пристало присутствовать только мужчинам. Положительно, такое возможно только в стране варваров, где социальные роли распределены совершенно неподобающим образом.
Посетили члены миссии и дом сына скончавшегося два года назад Перри. Все было очень вежливо, никто не вспоминал его худым словом. Две китайских болонки, вывезенные коммодором из Японии, не отходили от гостей. Им показалось, что собачонки почувствовали запах родины [24] .
24
Окитакэ Такэки. Бакумацу кэнгай сисэцу моногатари. Токио: Коданся, 1989. С. 132.
Роскошный облик гавайского короля претил японцам, зато появление мэра Сан-Франциско в сопровождении всего лишь пяти-шести подчиненных произвело удручающее впечатление. Ведь он был большим начальником, князем! А князю положена свита.
А как эти американцы приветствуют важных особ! Они не падают ниц, а лишь небрежно приподнимают шляпу, их лица не выражают никакого страха и трепета. Государственные деятели, принимая японцев в своих офисах, и не думали переодеваться в праздничное платье, и даже чаю не подавали. Шумный прием, который устроил мэр Сан-Франциско, напоминал не чинную церемонию серьезных государственных мужей, а заурядную пьянку в дрянной забегаловке города Эдо. А заседание конгресса, на котором членам миссии «посчастливилось» побывать позднее, было больше всего похоже на рыбный базар.
В Америке японцев страшно мучили звуки. Американцы не разговаривали, а кричали. Их подкованные железом лошади громко цокали по мостовым, в то время как в Японии мостовых не было, а копыта лошадей оборачивали в солому. А военные оркестры и артиллерийские салюты в честь встреч и прощаний! И ведь все эти стволы можно было использовать не только в церемониальных целях.
Расхлябанные манеры американцев угнетали, отсутствие должной церемониальности приводило в ужас. Даже на встрече с президентом Джеймсом Бьюкененом никаких особенно торжественных действ со стороны американцев не планировалось. Но Синми решил, что все должно быть обставлено так, как положено в его стране. Желая «распространить сияние империи» на Америку, японцы прибыли на аудиенцию в парадных шелковых одеждах. Их цвет различался в зависимости от должности. Цветом посла был фиолетовый. Процессию сопровождал почетный караул, играл военный оркестр, текст сёгунского послания несли в специальном лакированном сундучке. Глава посольства и его заместитель погрузились в кареты, остальные члены миссии шествовали пешком. К великому удивлению японской делегации, президент был одет точно так же, как и его подчиненные, у него даже сабли не было! Конечно, его немалый рост вызывал уважение, но одного этого японцам казалось недостаточно. Чаю снова не предложили. Белый дом украшали бюсты предыдущих президентов. Это вызывало самые неприятные ассоциации – ведь в Японии выставляли на всеобщее обозрение только головы казненных преступников. Японцы еще и еще раз убеждались, что находятся в стране варваров.