Император Мэйдзи и его Япония
Шрифт:
Впрочем, о какой «империи» могла идти речь, если Япония до сих пор не смогла упросить Запад пересмотреть неравноправные договоры? Приобретение Рюкю служило недостаточным утешением. С января по июль в Токио проходили переговоры с представителями западных держав. 1 июня Япония устами министра иностранных дел Иноуэ Каору заявила: мы разрушили феодализм и дали всем японцам равные права; мы разделили административную и судебную власть; мы создали новую образовательную систему; мы сняли запрет на христианство; мы создали современную почту и протянули телеграфные провода; мы построили железные дороги и маяки. И мы сделаем еще больше – только давайте пересмотрим договоры, отменим экстерриториальность и разрешим Японии самой определять таможенные тарифы! В обмен на это мы немедленно позволим иностранцам путешествовать по стране, а через пять лет разрешим им жить и торговать не только в открытых договорами
Подавляющее большинство представителей западных стран, включая Россию, согласились поначалу на отмену договоров. Разрешение свободно путешествовать по стране казалось немалым завоеванием. Ведь в данный момент для этого нужно было получать специальное разрешение. При этом путешественнику не позволялось разводить в лесу костры, наблюдать пожары, сидя на коне, ходить по засеянным полям, перелезать через заборы, оставлять граффити на стенах храмов и святилищ, стрелять и заключать торговые договоры с местным населением. Все это казалось вопиющим нарушением прав западного человека.
И только Британия, великая и гордая Британия, твердо отказалась признать аргументы Иноуэ. Гарри Паркс заявил, что пять лет повиноваться японским законам и не иметь при этом никаких привилегий – несправедливо. Кроме того, в Японии до сих пор отсутствуют административный и торговый кодексы. Голос Паркса оказался решающим, вопрос в который раз отложили до лучших времен.
Разумеется, дело было не только в «принципиальности» Англии. Из всех западных стран Великобритания имела в Японии наиболее серьезные экономические интересы, а потому установленные договорами низкие тарифы были больше всего выгодны именно ей.
Япония все еще не смела требовать у Запада, она только просила. В ее распоряжении находилось только четыре современных военных корабля. Но и их оказалось достаточно, чтобы продемонстрировать Дальнему Востоку свои претензии на роль местного гегемона. При этом Япония действовала в полном соответствии с западными геополитическими технологиями.
23 июля в Сеуле вспыхнуло восстание. Оно началось в войсках, недовольных тем, что вместо нормального рисового пайка им выдали малосъедобную смесь из проса и отрубей. Япония была, разумеется, ни при чем, но мятежники, захватив арсенал и правительственные учреждения, освободили из тюрьмы заключенных и обратили свой гнев на японскую миссию. Ее военный атташе лейтенант Хоримото Рэйдзо занимался обучением сотни аристократических сыновей военному делу. Восставшие убили лейтенанта в его квартире, здание миссии и находящиеся там секретные документы японцы сожгли сами. Под покровом клубов дыма сотрудникам удалось сбежать. Они добрались до побережья, где корейские солдаты напали на них. Шестеро сотрудников миссии были убиты, пятеро – серьезно ранены. Но уцелевшим японцам все-таки удалось погрузиться на какое-то суденышко и скрыться. Через три дня их подобрал английский корабль «Flying Fish» («Летучая рыба»), который доставил их в Японию. В Симоносэки Иноуэ Каору вручил главе миссии Ханабуса Ёсимото (1842–1917) письменную инструкцию и велел ему возвратиться в Сеул. А Китай тем временем послал в Корею войска и усмирил мятежников. Корея считалась его вассалом, усмирять бунтовщиков было прямой обязанностью сюзерена.
После серии переговоров, проведенных под дулами японских корабельных орудий, 30 августа в Чемульпо был заключен договор. Корейский король признавал свою вину за то, что не сумел обеспечить безопасность подданных императора Мэйдзи, обещал изловить преступников и заплатить компенсацию: 50 тысяч иен семьям погибших и раненых и 500 тысяч – японскому правительству. Поскольку эта сумма составляла около одной шестой части бюджета страны, ее разрешалось вносить равными долями в течение пяти лет. Кроме того, здание миссии должны были отныне охранять японские солдаты.
Ханабуса вернулся в Токио национальным героем и получил аудиенцию у Мэйдзи. Капитану корабля «Летучая рыба» Мэйдзи подарил пару бронзовых статуй и несколько книжек на японском языке, одна из которых была посвящена древним походам японцев на Корею. Имя лейтенанта Хоримото и других убитых внесли в поминальные списки святилища Ясукуни. 23 декабря Мэйдзи обнародовал указ, в котором говорилось о намерении Японии добиваться признания Кореи в качестве самостоятельного государства. Поскольку до сих пор корейский король находился в вассальных отношениях с китайским императором, это означало, что рано или поздно между Японией и Китаем должна разразиться война.
В этом году принц Арисугава посетил Санкт-Петербург. Это был первый официальный визит в Россию члена японского императорского дома. Александр III дал ему аудиенцию. Узнав, что в Петербургском университете изучается японский язык, принц прислал в следующем году более 3000 книг. За этот щедрый дар ему присудили звание Почетного члена ученого совета. В основном это были книги по истории и литературе (прежде всего поэзии) [163] . К этому времени Япония уже неплохо знала Запад. Теперь она хотела, чтобы Запад получше узнал ее. Книжные коллекции дарили и в другие европейские и американские университеты. Подобные дары были составной частью кампании по улучшению имиджа Японии за рубежом. Принятый в этом году семейный кодекс служил, в частности, и этой цели. Полигамные нравы японцев служили предметом постоянных упреков со стороны европейцев. Теперь многоженство было официально упразднено. Если раньше вторая жена признавалась в качестве родственницы «второй степени», то теперь правом называться родственницей обладала только одна женщина. Все остальные попадали в разряд бесправных любовниц.
163
Каталог коллекции см.: Toropygina M. V. Descriptive Catalogue of Japanese Books in St. Petersburg University. A Catalogue of the Arisugawa Collection. Tokyo: Benseisha, 1998.
1883 год
16-й год правления Мэйдзи
Этот год выдался для монарха тяжелым. 20 июля скончался правый министр Ивакура Томоми. Вместе с его смертью киотосская аристократия потеряла своего последнего влиятельного представителя в политической элите. Правый министр Сандзё Санэтоми всегда оставался фигурой церемониальной, его использовали как символ единения аристократии и самураев.
Мэйдзи знал Ивакура почти с момента рождения – он служил камергером с 1854 года и являлся одним из немногих членов правительства, кто имел неограниченный доступ к императору. В отличие от подавляющего большинства «худородных» политиков того времени Ивакура был настоящим киотосским аристократом. Упадок аристократии привел к упадку и самого города, что постоянно беспокоило Ивакура. Недаром его последним проектом государственной важности было возрождение древней столицы. Многие говорили: нужно сделать так, чтобы Киото не превратился во «вторую Нара». Имелось в виду, что после переноса в конце VIII века императорского двора из Нара в Хэйан (Киото) оттуда ушли почти все жители и только в нескольких буддийских храмах продолжала теплиться жизнь. А после гонений на буддизм, предпринятых в начале правления Мэйдзи, город пришел в еще большее запустение.
В мае Ивакура отправился в Киото и представил свои соображения о том, как можно сделать увядающий город вновь процветающим. Предполагалось, что в Киото будет открыт филиал Министерства двора. Этот филиал станет отвечать за связи со святилищами и храмами. Во дворце Госё в память об основателе города императоре Камму (781–806) будет построено святилище. Часть церемонии интронизации будущего государя (ритуалы сокуи и дайдзёсай), а также церемония посвящения супруги государя в сан императрицы должны проводиться в Киото. Ивакура предложил также построить в городе специальный храм (ёхайсё), в котором можно было бы поклоняться святилищу Исэ и гробнице первоимператора Дзимму «издалека» (в традиционном синто обряда поклонения «издалека» не существовало – совершение обряда допускалось только там, где расположена святыня). Многие другие важные ритуалы и церемонии также следовало, согласно предложению Ивакура, проводить в Киото. Причем правый министр ратовал за то, чтобы на эти ритуалы допускался и народ. Старые храмы предполагалось отремонтировать, а возле реки Камо построить гостиницу для иностранцев, чтобы они тоже могли наблюдать церемонии государственной важности. Ивакура напоминал старую конфуцианскую истину: без соблюдения ритуала государство приходит в упадок.
Именно там, в Киото, Ивакура и почувствовал себя плохо. Его перевезли в Токио, доктор Бёльц определил, что у него запущенный рак пищевода. Ивакура попросил врача сделать все возможное, чтобы хоть чуть-чуть отсрочить развязку. Он хотел непременно увидеть еще раз Ито Хиробуми, который в тот момент находился в Европе, куда был командирован для изучения тамошних конституций. Но Бёльц уже ничего не мог поделать. Понимая, что смерть совсем близко, он сказал об этом правому министру. И тогда Ивакура вызвал советника Иноуэ Каору и на ухо сообщил ему свое политическое завещание. Бёльц находился рядом, но слов Ивакура он не слышал. Иноуэ никому не рассказывал о том, что сообщил ему Ивакура. Вероятно, и мы тоже никогда не узнаем о последней воле Ивакура Томоми.