Император умрет завтра
Шрифт:
Тщетно. "Нечаянно пригретый славой" покидает Вену, не дожидаясь ни завершения работы, ни результатов, кои немедленно оборачиваются не в пользу России. Покидает - с пожилой дамой, насквозь проникнутой религиозно-мистическими идеями, баронессой Юлианой Крюденер. Предпоследний козырь Жозефа Фуше, вновь примкнувшего к Бурбонам. Теперь Фуше стремится ослабить нажим России, ультимативно потребовавший от Людовика XVIII подписания хартии, которая сохраняла во Франции многие республиканские установления Наполеона. И теперь ему нужен легко внушаемый Александр. Но не нужна подле него упрямая и своевольная Екатерина
Ночные бдения Александра I с баронессой Крюденер над священным Евангелием - лишили Россию законного первенства в Европе, какое предрекал еще Наполеон: "Если я умру, Александр станет моим подлинным наследником в Европе".
Наполеон ошибался. Зато не ошибся Фуше. Теперь Александра окружали не энергичные дипломаты и генералы, а мистики, монахи, "странные люди", наугад открывающие Евангелие, чтобы случайным совпадением лукавого текста объяснить "благословенному" любой политический вопрос.
Все усилия Екатерины Павловны растекались в лишенных смысла толкованиях "траурных попугаев" Жозефа Фуше, в пятый раз назначенного министром полиции Франции.
В пустоту упадал гнев: "Кукушка стонет, змей шипит, сова качается на ели, и кожей нетопырь шуршит...".
Она искренне пыталась понять то, что понимать было не надо.
– Вы каждый день бываете с государем. О чем вы с ним разговариваете?
– Ни о чем.
– Да что же вы делаете?
– Ничего.
– Так и сидите?
– Сидим.
– И молчите?
– Молчим.
– А потом?
– Смотрим друг на друга.
– Ну и?..
– Плачем.
– Ступай прочь, кикимора болотная!...
Меттерних хохотал.
Глава австрийского кабинета, уже подписавший втайне от Александра секретный договор с Англией и Францией против России, хохотал до икоты, когда Фуше сообщал ему о бесплодных попытках великой княгини Екатерины разогнать "траурных попугаев".
Браво, Фуше!..
Во время триумфальных и драматических "ста дней" Наполеон обнаружил в Тюильрийском дворце забыты и впопыхах одуревшим Людовиком экземпляр секретного договора от 3 января 1815 года между Австриец Англией и Францией и без комментариев переслал его Александру. Какой из двух союзов более священный?
Реакции не последовало. Александр верил только Евангелию. Путь к заговору в России короток и прост. Но то - у хмельных гвардейцев. У просвещенных умов осознание целесообразного и необходимого бредет окольными тропами и долго созревает между чувствительных строк в расчете на прижизненный успех: "Дураков не убавим в России, а на умных тоску наведем...".
В Москве Иван Якушкин объявляет товарищам по тайному обществу, что считает благом для России отправиться с двумя пистолетами к Успенскому собору, где в будущем январе на богоявлении ожидается присутствие Александра I. Одним выстрелом Якушкин убьет царя, другим - себя.
Объявляют о подобных вещах не для того, чтобы исполнить, а чтобы услышанными быть.
Его и услышали.
Преждевременную славу Якушкина перекрыла скорбная весть о внезапной кончине великой княгини Екатерины Павловны, которой не сравнялось и тридцати лет.
Судьба сгорела между строк.
Не это ли стало последним ходом Жозефа Фуше?..
Когда императору Александру I сделались известыми неспешные
"И лицо поколения будет собачье!.." - заполошно огласила баронесса Крюденер, роняя пенсне...
Берия снял пенсне, потер онемевшую переносицу. Дужка продавила неизгладимую складку на холеном лице, но зато и пенсне не спадало... И все-таки Фуше этот усохший до пергаментного хруста провокатор собственной судьбы, уже изгнанный к тому времени из Парижа, Дрездена и Праги, - не причастен к смерти Екатерины Павловны. Странная наука - история. Пишут ее тысячи. Знают - единицы из тех, кто пишет. А кто из них понимает, что за поверхностными наслоениями имен, событий и дат скрыта поразительная, неподвластная ничьей воле, мощная логика действительной, незримой истории?.. О Тарле смешно говорить. Он напутал даже там, где можно было сказать правду. Ясновидец идеологического бреда!.. А с другой стороны, как они могут подняться своим сознанием на ту высоту, где одинокий разум в исторические для мира мгновения переступает все существующие нормы, все образцы действий и границы познания? Они способны постигать свершившееся только в двух категориях: положительное -отрицательное, открыто - закрыто.
Любая идеология упраздняет судьбу.
И что? И лицо поколения будет собачье?..
Телефонный звонок брызнул требовательной кремлевской трелью поверх застрявшей в памяти, строки из Ветхого завета.
– Слушаю!..
– Не спишь, Лаврентий?.. Приезжай.
Глава одиннадцатая БОГ ПРЕВРАЩЕНИЙ
Историей движут не факты, а образы.
Факты остаются позади, даже если мы их не знаем.
К чему стремился Жозеф Фуше, который вновь получил портфель министра полиции из рук вернувшегося с Эльбы Наполеона?
20 марта 1815 года император-изгнанник триумфально вступает в Париж. Людовик ночью бежит, потеряв свой парик. Армия торжествует. Народ скандирует: "Да здравствует император!"
Жизни Наполеона могут угрожать только безграничные всплески неосторожного восторга, и солдаты на руках вносят во дворец своего бога войны.
Это не легенда. Это сказка.
К чему стремился Фуше, едва и избежавший 16 марта ареста, когда сумел обмануть королевскую полицию и уйти через окно в соседний сад, к чему он стремился, заявив сторонникам Людовика 20 марта, в день триумфа Наполеона: "Спасайте короля, я берусь спасти монархию. Через три месяца я буду сильнее Наполеона, И если до тех пор он не прикажет расстрелять меня, я поставлю его на колени"?..
Истины зависят не от факта, а от судьбы.
Чего добивался Фуше шесть лет назад, когда через посредничество ловкого спекулянта Уврара вел за спиной Наполеона переговоры с Англией, злейшим врагом Бонапарта?
Сам Наполеон тогда ставит вопрос иначе: какого наказания заслуживает министр, который подвел под удар политику страны? Министры прячут глаза. Требуемый ответ наводит тоску. В душе они почти солидарны с Фуше. Сколько можно воевать с Англией, если это война акулы со львом? Министры молчат. Наполеон знает, почему они молчат. Кроме всего прочего, Фуше внушает им не меньший страх, чем Наполеон.