Император Юлиан
Шрифт:
– …Так вы боитесь персов! Вы говорите, они не люди, подобные нам, а демоны! Не отнекивайтесь, я сам слышал. Именно об этом вы шепчетесь по ночам, подобно детям, которые боятся темноты!
Мощный голос трибуна гремел, на лице - румянец во всю щеку, а глаза, конечно же, голубые. Какими еще им быть? Мы, темноглазые, давно уже уступили главенство в мире тем, у кого глаза походят на зимний лед. В его речи проскальзывал германский акцент:
– Но вот вы увидели этих демонов вблизи и побили их. И как они - неужто такие страшные? такие огромные? такие злые?
В толпе пробежал легкий шумок:
– Нет, они такие же, как мы, а кое в чем и поплоше. Глядите!
– По знаку трибуна один из офицеров выступил вперед. Сначала нам показалось, что он держит в руках ворох тряпок, но это был убитый перс. Офицер бросил труп своему трибуну, тот его легко поймал. На этот раз пронесся изумленный вздох - надо же, эти два силача играли человеческим телом, как куклой!
Взяв труп одной рукой за шею, трибун поднял его над головой. Мертвый перс оказался тщедушным человечком, с тонкими черными усиками и яростно оскаленными зубами. Доспехи с него уже успели снять, и его наготу прикрывала только испачканная кровью туника.
– Глядите! Вот он, персидский дьявол! Неужели вы боялись вот этого?
– Свободной рукой трибун сорвал с перса тунику, и все увидели щуплое, почти мальчишеское тело. Посередине груди, там, где его поразило копье, зияла черная полукруглая рана.
Между тем трибун потряс в воздухе мертвым телом, как охотничья собака подстреленным зайцем.
– Боитесь ли вы вот этого?
– В ответ раздались крики "Нет!" и хохот при виде тела, которое, в отличие от наших, было лишено всякой растительности. Трибун с презрением бросил перса на землю.
– И чтоб я больше не слышал этих шепотков по ночам: "Персы - дьяволы!" Этой страной будем править мы!
– Под крики одобрения трибун сошел с камня и направился прямо к Юлиану. Присутствие императора ничуть его не смутило - он молодцевато отдал честь:
– Август, произнести эту речь меня заставила необходимость.
– Это замечательная речь, Валентиниан.
– Как ты уже, без сомнения, догадался, трибун был нашим будущим императором.
– Я всем командирам прикажу продемонстрировать своим солдатам… нечто подобное. Великолепно!
Солдаты между тем, как всегда, увидев императора, сразу же стушевались. Юлиан и его будущий преемник обменялись какими-то малозначительными фразами о войне, и мы уже хотели было идти дальше, когда Валентиниан указал на стоявшего неподалеку молодого офицера-конника, таращившего глаза на императора:
– Август, позволь тебе представить моего брата Валента. Я часто задаю себе вопрос: что подумал бы Юлиан, узнай он, что меньше чем через год эти братья, сыновья выбившегося в генералы австрийского торговца веревками, станут соимператорами Восточной и Западной Римских империй? Думаю, Валентиниан еще туда-сюда, но Валент был сущим наказанием, тем более что оба они были христианами, а это вряд ли пришлось бы Юлиану по вкусу. Нам-то это точно не понравилось, не так ли? Именно Валент стал причиной смерти Максима, а я едва избежал
Итак, Юлиан и его будущие преемники разошлись в разные стороны, пребывая в блаженном неведении о своем будущем. Если боги существуют, им нельзя отказать в милосердии. Несмотря на предсказания и молнии, они скрывают от нас грядущее, в противном случае жизнь показалась бы нам невыносимой.
На следующий день мы подошли к месту, где воды Евфрата отводятся в систему оросительных каналов, на которых держится все благополучие Персии. Некоторые из этих каналов прорыты тысячу лет назад. Были предложения перекрыть воду, чтобы поля высохли, но Юлиан не позволил, сказав, что скоро мы будем питаться урожаем с этих самых полей. Огромная башня возвышалась у начала самого большого канала - он называется "Нахармальха" (по-персидски "царская река"), соединяющего Тигр и Евфрат и впадающего в Тигр пониже Ктезифона. Из-за дождей течение этого канала или, скорее, реки оказалось очень бурным, и наплавные мосты удалось навести с большим трудом. Пехота переправилась без потерь, но несколько вьючных лошадей и мулов утонули. Насколько мне помнится, во время переправы на нашу конницу налетали персидские лазутчики, но их атаки отразили сарацинские дозоры.
28 марта, не встречая на пути сопротивления, мы подошли к Пирисаборе - городу, обнесенному высокой стеной с башнями; от солнца они приобрели желтоватый цвет львиной шкуры. С трех сторон город опоясывает Евфрат. С четвертой его жители выкопали ров, так что, по существу, Пирисабора стоит на неприступном острове. В центре города возвышается холм с мощной цитаделью. Должен сказать, при виде ее у меня упало сердце: такие стены способны выдержать и многомесячную осаду.
Как всегда, Юлиан предложил жителям города сдаться, гарантируя им жизнь, но Пирисабора - один из важнейших персидских городов, и ее комендант Мамерсид ответил высокомерным отказом. Тем не менее Мамерсид согласился на переговоры с Хормиздом (думаю, они поддерживали между собой тайную связь).
Я видел, как Хормизд - рослый, в сверкающих доспехах - настоящий персидский царь!
– подъехал ко рву, окружающему город, и осадил коня у самой воды. Узнав его, персы на городской стене засвистели и стали кричать: "Изменник!", а то и того хуже. Мне хорошо было видно желтое, с резкими чертами лицо Хормизда, изрытое морщинами, и могу сказать: он и бровью не повел, будто ничего не слышал. В течение получаса он сносил все оскорбления и насмешки, а потом подозвал своего знаменосца. Тут персы разразились неистовой бранью: Хормизд стоял под штандартом персидского царя! Дождавшись, пока они выдохнутся, Хормизд величественно удалился, а Юлиан отдал приказ начать осаду.
К сожалению, Юлиан не оставил описания осады, а мне она ничем особо не запомнилась. Может быть, ее увековечит наш общий друг Аммиан, а я в военной истории не силен. Из всей осады в памяти остались только нескончаемые ссоры с Максимом, но я избавлю тебя и от их описания, поскольку совершенно забыл, что было их причиной.
На второй день после упорных боев Пирисабора пала, но ее гарнизон и комендант города укрылись в цитадели на холме за крепкими, как железо, стенами из кирпича и асфальта. Юлиан сам возглавил штурм цитадели, но был отбит.