Император Юлиан
Шрифт:
– Не забывай, Август: наше войско многочисленнее, чем песчинки в пустыне. Одно слово нашего царя - и с тобой и твоей армией будет покончено, но Шапур милостив.
– Скажи лучше - напуган, - влез, к моему неудовольствию, Хормизд. Слушая послов, я стараюсь казаться бесстрастным, чтобы не раскрыть своих намерений, но Хормизд в последние дни очень возбужден. Несмотря на возраст, он сражался под стенами Ктезифона с неутомимостью юноши. Теперь он чувствует, что персидская корона почти у него на голове: мысль о том, что она может ускользнуть, его ужасает. Я сочувствую ему, но наши цели не обязательно должны совпадать.
– Я знаю что творится в Ктезифоне, в царском дворце, - насмехался Хормизд над персидскими послами.
– Я знаю, что шепчут в его длинных залах, за дверьми, инкрустированными слоновой костью. Ничто из того, что там происходит, для меня не тайна.
Это была не пустая похвальба. У Хормизда действительно есть шпионы среди персидских придворных, от них он узнает потрясающие вещи. Кроме того, чем больше персидской территории мы завоевываем, тем больше царедворцев, обеспокоенных за свою судьбу, покидает старого царя и переходит на сторону того, кто вскоре может стать новым. Однако посол был не из тех, с кем Хормизду было по плечу справиться.
– Знаешь, префект, во всяком дворце есть изменники.
– Он нарочно назвал Хормизда его римским титулом и, обращаясь ко мне, добавил: - А также во всякой армии, Август.
– Скрытый смысл этих слов был ясен; я не отреагировал на это зловещее предостережение, но он говорил правду.
– Однако великий персидский царь милостив и миролюбив…
В ответ Хормизд театрально расхохотался:
– Шапур сейчас одет в рубище, содранное с нищего. Он посыпает голову пеплом, ест на полу, как животное, и плачет, зная, что дни его сочтены.
– Хормизд не преувеличивал. За последние часы мы получили несколько душераздирающих донесений о горе, в которое повергла Шапура моя победа. У него есть все основания для скорби: мало кто из монархов испытал такое унижение.
Персидский посол прочел мне проект договора. Поблагодарив, я приказал Хормизду отвести послов в стоящую рядом палатку Анатолия. Там они будут дожидаться моего ответа.
Хормизд хотел остаться, но я его отослал. Пока еще он не персидский царь.
И вот я сижу на кровати. Передо мной договор - два свитка, один по-гречески, другой по-персидски. Я положил оба текста на львиную шкуру. Как поступить? Если я соглашусь на условия Шапура, это будет для меня триумф; если останусь, у меня нет уверенности, что осада Ктезифона увенчается успехом. Так или иначе, она затянется надолго, возможно, на целый год, а я не могу так долго отсутствовать в Константинополе. Сегодня персидская армия небоеспособна, но кто знает, какую армию выставит Шапур против нас на следующей неделе или через месяц?
Все в конечном счете зависит от Прокопия. Он сейчас на севере, в Безабде или Кордуэне, по крайней мере, если верить слухам. Прямых известий от Прокопия не было уже давно.
Максим сегодня был выше всяких похвал. Как всегда, он сразу перешел к сути дела.
– Этот договор - настоящий триумф. Мы присоединяем новую провинцию, получаем мир, по крайней мере, на…
– На десятилетие.
– Возможно, и дольше. Нам отстраивают Амиду и дают горы золота в придачу. Мало кто из императоров сумел добиться такого успеха. И тем не менее.
– Он задумчиво поглядел на меня.
– Для чего прошли мы такой длинный путь? Чтобы захватить полпровинции? Или завоевать полмира?
Он сделал паузу. Я молча ждал. Будучи истинным философом, Максим тут же представил вопрос с другой стороны:
– Нельзя отрицать, это замечательный договор, о таком и мечтать никто не мог… никто, кроме нас, ибо нам известно то, что скрыто от всех остальных. Сама Кибела обещала тебе победу. Ты, Александр, рожденный заново, чтобы завоевать Азию. Такова твоя судьба, и у тебя нет выбора.
Максим прав. Боги не для того так далеко меня завели, чтобы я возвратился, как сарацинский вождь после удачного набега на приграничные земли. Я отклоню предложение Шапура и начну осаду Ктезифона. Как только к нам подойдет Прокопий, у меня будут развязаны руки и я прикажу начать поход прямо навстречу восходящему Солнцу - да-да, навстречу самому Гелиосу, великому отцу, пославшему меня на землю, к которому я должен вернуться, прославив свое имя.
Приск:Тебе приходилось когда-нибудь читать подобную чушь? Эх, если бы я только знал! Но беда в том, что никому из нас не было известно, что замышлял Максим, хотя он то и дело многозначительно намекал насчет "наших планов". Но, поскольку никто их нам не раскрыл, мы лишь терялись в догадках. Когда по лагерю пронесся слух, что Шапур запросил мира, Юлиан решительно опроверг, что к нему приходило персидское посольство, и мы ему поверили. Я убежден: знай генералы условия договора, они бы заставили Юлиана согласиться. Но Максим с Юлианом лгали, лгал и Хормизд, не желавший упускать последний шанс получить персидскую корону. Все трое желали продолжения войны.
Мне представляется, что именно с этого рокового решения началось падение Юлиана. Удача стала ему изменять, и он начал действовать, как сущий безумец, - так, во всяком случае, это выглядит сегодня. Но в то время он казался вполне нормальным, и никто всерьез не ставил под сомнение правильность его приказов и правомерность его поступков. Мы просто считали, что он располагает недоступными нам сведениями. Кроме того, до конца мая ему все еще сопутствовал успех. Тем не менее среди генералов росло недовольство. А в воздухе пахло изменой.
– XXII-
Юлиан Август
31 мая
Полночь. Немой сидит скрестив ноги на земле у моих ног и играет на персидском инструменте, похожем на лютню. Мелодия странная, но приятная. Каллист ставит мои доспехи на подставку возле кровати. Хормизд только что ушел. Он доволен моим решением, но мне как-то не по себе. Впервые между мною и моими генералами наметились серьезные разногласия. Хуже всего то, что я не могу им объяснить, почему так уверен в своей правоте. Этим вечером на военном совете Виктор открыто мне возразил:
– Август, для такой длительной осады нам не хватит войск и провианта. Кроме того, у нас много раненых.
– Он потрогал свое забинтованное плечо.
– И никаких надежд на подкрепление.
– Аринфей не задумываясь всегда и во всем подпевает Виктору.
– А как же армия Прокопия и Себастьяна?
– спросил Хормизд. Он сидел справа от меня за столом, на котором лежала наша единственная карта этого района Персии. До сих пор от нее было мало проку по причине крайней неточности.