Император
Шрифт:
– От всех? – ужаснулся Панин.
– Нет, от тех, что мы захватили в последних войнах. Эти земли мы вынуждены удерживать силой. Надобно там, на местах армии содержать. А у нас, вон, на Урале угли тлеют. У нас Сибирь до конца не изведана. Как за всем уследить? Земли, завоёванные в последние годы надо вернуть. Далее, – продолжил он, – прекратить войны и не начинать новых. Обустроить войска для обороны, а не для наступления. Вы со мной согласны?
– Вполне, Вше Высочество, – подтвердил фон Пален. – Для обороны всегда нужно значительно меньше средств и личного состава, нежели для нападения.
– Прекратить
– Лучше бы последних вообще приручить, – предложил Панин. – Вождей задобрить, к присяге привести…
– Вот, когда наступит мир и благоденствие, эти дикари сами присягнут русскому царю, – согласился Павел. Он весь кипел, бурлил идеями. – А вот ещё что я задумал. Коль производить рекрутские наборы, то из тех губерний, где стоят наши армии. А потом вообще брать в солдаты только детей этих же солдат.
– Это мудро, – кивнул Панин. – Пока пахаря научишь строем ходить, да ружье заряжать – год нужен, не меньше.
– И самое главное: создать новый воинский устав, да такой, чтобы каждый, от фельдмаршала до рядового знал в точности, что ему надо делать и в каких случаях.
– Полностью согласен с вами, Ваше Высочество. Пора применить всеобщий порядок. А то у нас в каждом городе свой гарнизонный устав, – заметил фон Пален.
– Но, вот, когда? Когда я успею все это воплотить? Когда? – Он с силой захлопнул тетрадь и швырнул её на стол. Губы его нервно затряслись. – Я пишу с тринадцати лет. С тринадцати! – повысил голос наследник. Скулы порозовели. – В шестнадцать я должен был вступить на престол. Матушка моя, Екатерина Алексеевна обещала гвардии и народу, что я в шестнадцать лет стану вседержавным императором. А мне уже за сорок, и я все ещё числюсь в наследниках. Где же справедливость, господа? – Он вдруг перешёл на крик, грозя кулаком кому-то вверху. – Я должен был преобразовать страну, сделать Россию самой могущественной, самой образцовой страной. А что в итоге? Сижу в Гатчине, как сурок в норе. А что вокруг твориться? Сначала всеми делами заправляли бездари и лихоимцы Орловы, теперь – Зубовы. Кругом – бардак и самоволие. Разве мало нам Пугачёва? С запада надвигается якобинская зараза, а окружение императрицы пьянствует! Ай! – вдруг пронзительно воскликнул он и схватился за виски. Лицо его перекосилось в страшной гримасе, побагровело, из носа закапала тёмная кровь. Наследник сполз с кресла на пол.
– Лекаря! – рявкнул Аракчеев и бросился к Павлу. – Господа помогите.
Небольшое тщедушное тело наследника легко подняли и уложили на диванчик. С шумом ворвался лекарь в сопровождении двух помощников и принялся колдовать над Павлом. В воздухе резко запахло нюхательными солями и спиртом.
– Выйдете, выйдете, господа, – настойчиво попросил Аракчеев.
Мы с Паниным и фон Паленым оказались в темной галерее. Иные офицеры попрощались с нами и быстро разошлись, ссылаясь на дела. За высокими окнами с тяжёлыми бархатными портьерами опустились серые сумерки.
– Не знаете, что мы наблюдали? – с тревогой спросил Панин. – Наследник не здоров?
– До меня доходили слухи,
– И кто желал его смерти? – с ужасом шепнул Панин, оглядываясь по сторонам, как будто нас могли подслушивать.
– Если я вам начну излагать свои версии, то боюсь вскоре оказаться в казематах Петропавловской крепости. Так что, попытайтесь сами додуматься.
Какое-то время мы шли молча. Шаги гулко отдавались под мрачными темными сводами замка.
– Не подскажете, что было на ужин? – вдруг спросил фон Пален.
– Капуста с колбасками, – ответил я, громко сглотнув. Желудок мой напомнил, что ему так и не дали нормально насытиться с этими задачками да вопросами.
– Изумительный ужин! – с сарказмом подтвердил Панин. – И клюквенный морс.
– Понятно. Голодные? – сообразил фон Пален. – Я тоже, знаете, с дороги. Пойдёмте-ка я вас накормлю.
Мы вышли во двор, и фон Пален уверенно зашагал в направлении казарм. Мы с Паниным удивлённо переглянулись и последовали за ним. Фон Пален по-хозяйски вошёл в солдатскую трапезную, где пахло кислыми щами, свежим хлебом и жареным мясом. Низкий потолок едва освещали сальные свечи. Строгими рядами стояли широкие дубовые столы и такие же дубовые скамьи. Фон Пален кликнул дежурного унтер-офицера.
– Дружок, осталось что-нибудь?
– Караульный котёл.
– Отлично! Тащи. Надеюсь, караульных не объедим?
– Никак нет, ваше благородие. Для караула всегда с лишкой готовим.
На столе тут же появились наваристые щи с кусками зажаренного сала и перловая каша с бараниной. Огромные ломти грубого хлеба и куски коровьего масла. Глиняные кружки с темным, пахучим квасом.
– Вот это – ужин! – удивился Пани. – А что же тогда так скудно офицеров угощают?
– Таков порядок, – криво улыбнулся фон Пален. – Вот парадокс, Никита Петрович: солдат кормят на убой. И не дай бог, кто из рядового состава пожалуется на плохую пищу, – ответственного офицера сразу в карцер на неделю.
Цокая шпорами, тяжело протопал Аракчеев.
– Караульный котёл готов? – спросил он у дежурного унтера.
– Так точно! – ответил тот. – Кто пробу снимал?
– А вот, господа офицеры.
– Присаживайтесь к нам, Алексей Андреевич, – любезно предложил ему фон Пален.
Аракчеев недовольно засопел, втянул голову в плечи, длинные руки заложил за спину.
– Господа, ну как вам не стыдно, – с укором сказал он. – Трапеза предназначена для солдат. Хотите поесть плотнее – на то харчевня у дороги стоит. А за такие фокусы можно на гауптвахту загреметь.
– Просим прощения, Алексей Андреевич. Впредь не допустим сего безобразия, – заверил его фон Пален и, понизив голос, спросил: – Как Павел Петрович?
– Спит, – коротко ответил Аракчеев. – Вечерний вахтпарад я отменил, но к утреннему будьте готовы. Спокойного отдыха, господа. – И удалился.
– Он доложит о нашем незаконном ужине? – настороженно спросил Панин.
– Аракчеев? Никогда, – уверенно ответил фон Пален. – Но при случае вам все припомнит.
Коль вы всех и вся здесь так хорошо знаете, помогите нам вырваться. Нам нужно в Петербург, – взмолился Панин. – В долгу не останемся.