Императорский Балтийский флот между двумя войнами. 1906–1914 гг.
Шрифт:
Настроение у всех было очень веселое, и остающиеся над нами подтрунивали, как это мы скоро окажемся у школьной доски и должны будем выкладывать свои познания, наподобие кадет Морского корпуса. Да, действительно, после офицерского положения не так легко было стать, что ни говори, снова учеником, и год неустанно учиться. Многие над этим призадумывались, прежде чем подать рапорт о поступлении в тот или иной класс.
У нас на многих кораблях был заведен обычай, что уходящие с корабля должны были оставить кают-компании серебряную чарку, на которой были выгравированы фамилия и даты, с которого и по какое число данный офицер на корабле плавал. В торжественные дни эти чарки ставились на стол, и по ним вспоминались те, которые прежде плавали на нем; или, если бывший офицер корабля был гостем кают-компании, то ему ставилась его чарка. Одним словом, этим как бы не порывалась связь офицера с кораблем, на котором он прежде плавал.
В частности, на «Добровольце» было решено установить традицию, чтобы каждый уходящий офицер дарил серебряную кофейную ложечку с
На следующее утро пришлось заняться самым скучным и неприятным делом – это упаковкой своего имущества в вытащенные из трюма чемоданы. Укладку можно было бы поручить и вестовому, но в этом случае неизбежно сапоги оказались бы с чистым бельем, а письменные принадлежности перемешаны с умывальными. Главное же – все смято. Так или иначе, каюта быстро пустела и теряла жилой вид, а всегда была такой уютной.
Затем предстояло прощание с командой и с главными помощниками из нее, с каждым особо.
Наконец, шлюпка подана к трапу и вещи погружены. Командир и офицеры выходят провожать. Последнее рукопожатие. Сойдешь в шлюпку и отваливаешь от борта. С палубы машут фуражками. С грустью смотришь на свой бывший корабль, расстояние до которого все больше увеличивается, и скоро перестаешь различать на палубе отдельные предметы.
На пристани прощаешься с гребцами или прислугой катера, и кажется, что еще какой-то маленький этап жизни закончился и начинается новый.
Глава III. В Минном офицерском классе в Кронштадте. На эскадренном миноносце «Туркменец Ставропольский». В охране императорской яхты «Штандарт» (1907–1908 гг.)
Вот и Кронштадт! Прежде я его совсем не знал. Там бывал лишь проездами – из военной гавани на пристань петербургских пароходов.
Эти пароходы хорошо памятны: «Кронштадт», «Кроншлот», «Ораниенбаум» и др. Уже изрядно старые, колесные, с довольно скромным внутренним убранством и буфетом. Мы любили эти пароходы, потому что они везли в Петербург, куда нас обычно так тянуло. С посадкой на них как бы начинался отпуск, и, когда они отходили от пристани, уже чувствовалось, что ты освобожден от службы и в перспективе предстояло приятное свидание с родными и разные развлечения.
На этих пароходах всегда можно было встретить знакомых, с которыми незаметно проходил путь, длившийся около одного часа и трех четвертей. Иногда даже подбиралась исключительно веселая компания, и, закусывая в буфете, не замечалось время. Выглянешь в иллюминатор и уже видишь, что пароход вошел в Неву и скоро подойдет к пристани. Да, много воспоминаний связано с этими пароходами.
Пароходы принадлежали двум компаниям, и одна имела пристань у завода Берда, а другая у Николаевского моста.
Приятно было оказываться в Петербурге, особенно после долгих плаваний. Скорее нанимаешь извозчика и катишь по набережным до Летнего сада; переехав через Фонтанку, сворачиваешь на Гагаринскую ул., затем Литейный проспект и на Кирочную [138] .
Другое дело, когда приходилось уезжать обратно в Кронштадт. Это было уже не столь привлекательным, хотя и не так неприятно, так как и нескольких дней, проведенных вне своего корабля, было достаточно, чтобы освежиться и опять с удовольствием на него вернуться. Разве что отъезд был сопряжен с долгим плаванием, тогда расставаться было грустно, но грусть продолжалась недолго, потому что каждое плавание, внутреннее и заграничное, имело свой интерес. Вообще наша морская служба была очень разнообразной, и мы не только ею не тяготились, а большинство из нас ее горячо любили.
138
Родители Г.К. Графа жили в д. 23 по Кирочной улице. В период Первой мировой войны жена Г.К. Графа снимала квартиру неподалеку – ул. Сергиевская, д. 56.
Старый Кронштадт! Старый морской город и порт, заложенный великим Петром и застывший в том виде, как он был создан. Да и не было ему основания особенно развиваться, ибо в нем жили лишь люди, имевшие то или иное касание к флоту. Флот же в силу обстоятельств начал базироваться на более выдвинутые вперед порты. Кронштадт стал базой глубокого тыла.
Две главные артерии – Екатерининская улица и Николаевский проспект; Петровская пристань с небольшим парком; Штаб и Управление портом, Минный офицерский класс, Николаевское инженерное училище, Андреевский собор, Гостиный двор, за ним «козье болото» (теперь обыкновенная площадь). Затем офицерские флигеля, казармы экипажей, гауптвахта, Артиллерийский офицерский класс, новый Морской собор, женская гимназия, воспитавшая стольких наших милых морских дам. Наконец, дом главного командира [139] , зимнее и летнее морские собрания [140] , пароходный завод с многочисленными мастерскими, склады порта, арсенал, хлебопекарня и т. д. Вот краткий перечень достопримечательностей нашего Кронштадта, связанных с флотом, а кроме того форты, казармы артиллеристов, пехотных полков [141] и здания
139
Имеется в виду дом главного командира Кронштадтского порта и военного губернатора Кронштадта.
140
Кронштадтское морское собрание вело свою «родословную» от морского клуба, учрежденного по инициативе С.К. Грейга и открытого с соизволения императрицы Екатерины II 11 марта 1786 г. В нем проводили свободное время офицеры всех рангов. Клуб прекратил свою деятельность в 1795 г. в связи с уходом эскадры к берегам Франции, и лишь в начале 1802 г. с разрешения Александра I было заново создано Кронштадтское морское собрание. С тех пор до декрета Совнаркома «Об уравнении всех военнослужащих в правах», которым, в частности, были упразднены морские собрания, это было одно из лучших мест для проведения досуга офицеров и членов их семей. Достаточно сказать, что в описываемый Г.К. Графом период библиотека Кронштадтского морского собрания по числу томов занимала девятое место в России. Подобные собрания существовали и в других военно-морских базах.
141
В тот период в Кронштадте дислоцировались 1-й и 2-й Кронштадтские крепостные пехотные полки. В 1910 г. было принято решение об упразднении всех крепостных войск и направлении освободившегося личного состава на усиление пехотных полков. В связи с этим указанные части переформировали в 199-й Кронштадтский и 200-й Кроншлотский пехотные полки 50-й пехотной дивизии XXII армейского корпуса.
Кроме того имелся и еще ряд улиц с низенькими двух– и трехэтажными домиками, каменными и деревянными, в которых ютились местные обыватели. Многие домики насчитывали за собою сто и больше лет и как-то вросли в землю, а некоторые даже имели стремление покоситься на сторону. Архитектура домиков была самого «казенного образца» – крепко сколоченные ящики.
Улицы прямые, чистые и скучные – ужасно скучные. Особенно летом, когда офицеры в плаваниях, а семьи разъехались по дачам: в Ораниенбаум, старый Петергоф, Мартышкино, Лебяжье и тому подобные места вокруг острова Котлина на побережье материка. Если судьба забрасывала в Кронштадт летом, то прямо одурь брала от этих пыльных и душных улиц, почти пустынных; даже собак и кошек не было видно [142] . Скучно так, что даже от тротуаров веяло скукой. Чахлая растительность Екатерининского сквера, прозванного «собачьим парком», давно покрылась толстым слоем пыли, а на дорожках валяется шелуха подсолнухов. Кое-где на скамейках возятся детишки, но и им скучно. Скука, кажется, так и выпирает из всех стен, давит и гонит куда-то, но куда? Кроме как в Летнее Морское собрание, пойти некуда. Но и там пустыня аравийская…
142
Ситуация мало менялась на протяжении десятков лет. Например, еще в 1860 г. газета «Кронштадтский вестник», рассказывая жителям об Ораниенбауме, говорила о Кронштадте как о каменистой пустыне, в которой есть только два оазиса – Летний и Инженерный сады, где летом можно укрыться «от солнечного зноя, пыли, удушливого воздуха, смолистого и угольного запаха, нагоняемого в Кронштадт со всех сторон» (Ораниенбаумские дачи // Кронштадтский вестник. 1860. № 3) (Сведения предоставлены О.Ю. Малиновой).
С сентября, конечно, Кронштадт начинал оживать, и зимою в нем было довольно большое морское общество, которое вело совсем не скучный образ жизни.
Приехав в Кронштадт, я первым делом попросил моего унылого возницу (в этом городе отчего-то и все извозчики имели какой-то унылый и мрачный вид) отвезти в лучшую гостиницу. Он привез меня в «Петербургскую», с рестораном. Хотя она называлась гостиницей, но была просто «трактиром с номерами», правда, чистыми и вполне приличными – полиция строго за этим следила. Находилась она на Николаевском проспекте, напротив Гостиного двора.
Пришлось сразу же засесть за учебники. Самочувствие было далеко не приятным. Ведь завтра в 9 ч утра начинались экзамены. На мою удачу, рядом в номере остановился лейтенант Пилсудский [143] , который тоже собирался держать экзамены в Минный класс, и мы решили вместе пройти все вопросы программы, это было и скорее, и не так скучно. Затем поужинали и легли спать.
Спалось неважно, не то чтобы мешали насекомые или шум; нет, насекомых не было, а в городе стояла мертвая тишина, но, видимо, волновала перспектива экзаменов. Но под утро крепко заснул. Должно быть, снились косинусы и синусы, закон Фарадея и тому подобные премудрости, так как проснулся не слишком бодрым. В 8 ч утра встал, выпил чаю и стал надевать вицмундир с орденами (хоть я был и мичман, но все же уже имел за участие в Цусимском бою Анну 3-й ст. с мечами и медаль за войну, которыми очень гордился). Приятно было, что я не один, и мы с Пилсудским пошли в класс.
143
Пилсудский Георгий Сигизмундович (16.11.1880–27.08.1937), капитан 2-го ранга (14.04.1913).