Императрица Фике
Шрифт:
— Я догадываюсь, о чем говорит ваше величество! — проницательно прищурив глаза, сказала герцогиня.
— О, никогда не делал я из этого секрета, — отозвался король — его глаза загорелись и округлились. — Уже основной политикой моего деда был раздел Польши. Польшу следует ощипать листок за листком, как кочан капусты. Когда-то такой раздел был предложен царю Петру, а тот ответил, что это будто бы противно богу, совести, чести! Какая ошибка! Ах, как бы пригодились эти польские земли нам, Пруссии!.. О!.
Мраморные бюсты великих людей смотрели со шкафов широко открытыми пустыми глазами на короля, который
— Конечно, вы не должны думать, что я именно вам поручаю это, ваша светлость… Нет, но я требую того, чтобы вы внушили принцессе — вашей дочери то, что она бы могла шептать своему мужу, русскому императору, на их ложе под золотым балдахином. Вы, сами, ваша светлость, верно, тоже ночами шепчетесь с вашим супругом, моим лихим командиром полка, а? Ну, не краснейте! Все женщины одинаковы. Не все же сладость объятий, нужно и дело! — рубил король. — А пока же — и это при всех обстоятельствах — извольте помнить, что я должен быть отлично осведомлен о том, что делается в Петербурге… У меня много информаторов, но умная женщина-информатор — это брильянт! — такая видит даже то, что происходит в душах!
Герцогиня поклонилась с достоинством, показывая, что она вполне рассчитывает оправдать такое высокое доверие. — Дальше. Вы, конечно, будете много беседовать с русской императрицей. Ваша основная задача — убедить ее, что политика ее канцлера Бестужева — политика ошибочная. Вредная! Опасная! Бестужев должен быть убран — он ставленник Англии. Передайте ее величеству, что я предпочитаю всему Союз Трех Держав — России, Пруссии, Швеции… Мы привлечем сюда и Францию. И первая ваша задача — свалить Бестужева — это облегчит все дальнейшее. Главное — добейтесь самых лучших отношений с императрицей, и, конечно, в память вашего покойного брата… Не сомневаюсь, она расплачется при виде вас, а ее слезы — отличная смазка для колес нашей политики, Ха-ха!
Аудиенция затянулась, и когда герцогиня выходила из кабинета, впереди два лакея несли зажженные канделябры. Король шел рядом с нею, поддерживал ее под локоток. Остановившись на площадке широкой мраморной лестницы, король говорил:
— Итак, вы едете, государыня моя кузина. Требую успеха! У моих представителей в России вы всегда встретите помощь и совет. Посланник Мардефельд — старая собака, — он там еще со времен Петра… Ее величество императрица всероссийская любит пышность… Требую, чтобы ваша дочь была вполне импозантна для русской придворной челяди, для двора Северной Семирамиды. Пополните ее гардероб уже здесь, в Берлине, — я слышал, что ваша дочь везет с собой всего четыре платья… Ха-ха!
И он поклонился: — Счастливый путь, графиня фон Рейнбек!
Было совсем темно, когда герцогиня садилась в свою карету. Узкий новый месяц стоял высоко, и в его бледном свете белела статуя богини Помоны с грудой плодов в охапке. У подножия богини застыл на часах рослый померанский гренадер в высоком медном кивере.
Глава 4. Экспедиция к волшебной горе Сезам
У Бранденбургских ворот Берлина взвился вверх полосатый шлагбаум, караул выстроился во фрунт, и мимо него проехали две кареты, за ними тянулись, подвязанные на случай глубокого снега, сани. Герцогиня с дочерью ехали во второй, время от времени посматривая то в окно, то на распятие
На ночь остановились на почтовой станции в большом селе. Трудная была ночь! Комнаты для проезжающих не были протоплены, пришлось ночевать вместе с семьей станционного смотрителя в небольшом покое, душном и вонючем, где спали и люди, и куры, и собаки. Стены кишели прусаками. Особенно было много детей; они лежали и пищали везде — на лавках, в люльках, на печке…
— Мама, — сказала Фикхен, — как смешно! Эти ребята разбросаны, словно репа или капуста в амбаре!
И она звонко захохотала.
— Фике, — по-французски отпарировала мать, — вы роняете ваше высокое достоинство! Что за выражения!
Чтобы избавиться от клопов и тараканов, герцогиня приказала составить посреди халупы скамьи и стелить постели на них. Зажгли пару свеч в шандалах… На ужин повар герцогини, толстый и хромой, принес блюдо разогретого мяса с лапшой, и обитатели халупы дивились такому пиршеству.
Улеглись, наступила тишина, лишь за окнами, в трубе на разные голоса завывал ветер, стучал в стены, возился на крыше… По углам кричали, плакали то тут, то там ребята, в стенах шуршали тараканы…
Герцогиня не могла уснуть…
— Фике? Ты спишь?
Нет, она не спала. Она тоже думала.
— Фикхен! Ты догадываешься зачем мы едем в Россию?
— О, я хорошо помню великого князя наследника! — не смутясь, немедленно ответила Фике. — Я видела его тогда в Эйтине, у дяди Адольфа-Фридриха… Четыре года тому назад… Он понравился мне…
И Фике лукавой искоркой взглянула на мать.
— О, ты умная девочка! Ты, значит, понимаешь, чего от тебя хотят. Слушай же, что приказывает твой отец.
Герцогиня держала в руке несколько листков, исписанных острым мужским почерком.
— «Прежде всего, — читала вполголоса герцогиня, — вы должны попытаться устроиться в отношении религии — нельзя ли будет тебе, по примеру Шарлотты, супруги царевича Алексея Петровича, из Брауншвейгского дома, не принимать веры русских? Вот главное и основное…»
— Ну, это мы посмотрим на месте! — заметила мать.
«Дочь моя, тебе придется жить и действовать в России, — читала дальше герцогиня, — в совершенно чужой стране, где правят цари… У тебя не будет никого близкого, верного человека. Тебе будет очень трудно… Поэтому прежде всего молись богу. Затем ты, не боясь унижения, оказывай высочайшее после господа бога почтение к особе ее императорского величества… Ты должна делать для нее все, служить ей, вплоть до того, чтобы пожертвовать своей жизнью, если уж так придется, если так сложатся обстоятельства.
После ее императорского величества более всего почитай великого князя наследника, как твоего повелителя, господина, отца, и при всяком случае добивайся его доверия, его любви. Этого государя, всякое его желание, всякую его волю ты должна предпочитать всем удовольствиям, ставить выше всего на свете… Никогда не делай того, что ему неугодно!
Ты не должна ни в коем случае говорить с кем-либо наедине.
Ты не должна никогда ни за кого ни о чем просить: ведь тот, кто просит, не получив желаемого, станет твоим врагом. А если просящий просимое даже и получит, то твоим врагом станет другая сторона, против которой ты помогла своим ходатайством добиться просимого.