Императрица Орхидея
Шрифт:
Весь мой страх куда-то улетучился, ему на смену пришло желание успокоить этого доблестного и несчастного человека. Я встала на колени и по-матерински прижала его голову к своей груди. Он не сопротивлялся, и в такой позе мы просидели довольно долго.
Потом он вздохнул и слегка отстранился, чтобы на меня взглянуть. Я схватила простыню, чтобы прикрыть голую грудь.
— Да брось ты, — сказал он, сбрасывая с меня простыню. — Мне очень нравится то, что я вижу.
— А как же мой смертный приговор?
Он слегка усмехнулся:
— У тебя есть шанс сохранить жизнь, если ты поможешь мне сейчас заснуть.
Кромешную тьму моей души внезапно прорезал луч солнечного света,
— Вот и улыбка вернулась! — радостно закричал он, как ребенок, увидевший падающую звезду.
— Вашему Величеству хочется спать?
— Сейчас это для меня довольно трудное дело, — вздохнул он.
— Для этого нужно выбросить вон тяжелые мысли.
— Это невозможно, Орхидея.
— Но, может быть, Ваше Величество любит игры?
— Игры давно уже меня не интересуют.
— А знает ли Ваше Величество песню под названием «Радость встречи»?
— Это старая песня, еще периода Сунской династии?
— У Вашего Величества превосходная память!
— Должен тебя предупредить, Орхидея, что моей бессоннице пытались помочь множество докторов, и все они признали свое поражение.
— А можно, я возьму ваш кин?
Он потянулся, взял инструмент в руки и подал его мне. Я настроила струны и начала петь:
На бастионе западной стеныЯ вижу города руины с вышины.С небес спустилось солнце вдалеке,Чтоб искупать лучи свои в реке.Страна преобразилась в поле брани,Знать разбежалась в горестных стенаньях.Кто встанет на защиту тех границ?Ветра Янчу омоют слезы с лицИмператор Сянь Фэн напряженно слушал песню и вдруг начал плакать. Потом попросил меня спеть что-нибудь еще.
— Будь ты актриса королевской труппы, я бы наградил тебя сейчас тремястами таэлями, — сказал он, взяв меня за руку.
И я снова запела. Мне больше не хотелось думать о том, как странно разворачиваются события этой ночи. Я уже спела «Прощай, Черная река» и «Пьяная наложница», но Его Величество требовал еще и еще. Я извинилась и объяснила, что не успела подготовиться.
— Ну хоть одну, последнюю! — просил он, прижимая меня к себе. — Спой любое, что придет тебе в голову!
Некоторое время я задумчиво перебирала струны кина, а потом вспомнила еще один мотив.
— Песня называется «Бессмертные на Сорочьем мосту», — сказала я, откашливаясь. — Сочинение Чи Туана.
— Подожди, Орхидея! «Бессмертные на Сорочьем мосту»? Почему я никогда не слышал о такой песне? Она популярна?
— Была.
— Это несправедливо, госпожа Ехонала! Китайский император должен быть осведомлен обо всем.
— Именно для этого я здесь и нахожусь, Ваше Величество. По-моему, лиричность этих стихов затмевает все прочие любовные поэмы. В песне рассказывается старая легенда о пастухе и служанке-ткачихе — двух звездах, которые были разлучены, и между ними пролег Млечный Путь. Раз в году они могут встречаться на Сорочьем мосту. Это происходит в седьмой день седьмого лунного месяца, когда осенние ветры приносят на землю свежесть.
— Да, боль разлуки известна многим, — задумчиво сказал император. — Эта история напомнила мне мать. Она повесилась, когда я был еще ребенком. Она была очень красивая, а теперь мы разделены с ней Млечным Путем.
Его слова меня сильно тронули, но от комментариев я воздержалась. Вместо этого я запела:
Плывут по небу золотые облака.СудьбаНе успела я закончить песню, как император Сянь Фэн заснул.
Я тихонько положила инструмент на пол рядом с кроватью, и мне захотелось, чтобы время длилось вечно. Но оно уже истекло. Согласно обычаю, в полночь наложница должна покинуть императорские покои. Это значило, что за мной вот-вот придут евнухи. А дальше что? Вызовет ли меня император в другой раз? Скорей всего утром он про меня даже не вспомнит.
Мне стало тоскливо. Судьба не даровала мне случая испытать близость с императором. Я постаралась не думать о своем жуи и навеки утраченной драгоценной заколке, а также обо всех усилиях и надеждах, связанных с этим днем. Случая продемонстрировать свой «танец с веером» мне также не представилось. А я чувствовала, что могла бы многое показать Его Величеству, захоти только он иметь со мной близость. Я могла бы сделать его счастливым.
Я легла рядом с ним и наблюдала, как в комнате одна за другой гаснут свечи. Я чувствовала себя побитой, и в то же время старалась отогнать от себя грустные мысли. Что толку, если я позволю себе раскиснуть? Императора это приведет разве что в ярость. Но в темноте черная меланхолия не отступала. Мое сердце плавало в океане среди зарослей водяных растений. Последняя свеча несколько раз мигнула и погасла. Комната погрузилась в полную темноту. Оказалось, что, пока я пела, даже луна успела зайти за облака. С улицы слышался неумолчный стрекот сверчков, и симфония ночи, пожалуй, была даже приятна на слух. Я лежала в темноте и смотрела на императора Сянь Фэна, как он спокойно дышит во сне. Словно кисточкой, я обводила глазами контуры его тела.
Вдруг на пол легла лунная дорожка, яркая, как язык пламени. Я вспомнила лицо матери, когда она смотрела на умирающего отца. С тех пор морщин на ее лице с каждым днем прибавлялось. Они пожирали ее красоту, пока однажды полностью не изменили любимый облик. Теперь ее кожу можно было сравнить с поверхностью земли после землетрясения. Моя мать внезапно перестала быть молодой женщиной.
Медленно и осторожно я слезла с кровати. Убрала с дороги лежащий на полу кин. Снова надела на себя сорочку и выглянула в окно. Я смотрела на луну и видела в ней себя — большое, орошенное слезами лицо.
Сянь Фэн перевернулся во сне. Очевидно, он смотрел теперь свои мужские сны. Как и все жители Китая, я считала Сына Неба богоподобным существом, драконом, чья энергия пронизывает всю вселенную. А сегодня я увидела человека, чьи слабые плечи не могли удержать на себе груз государства. Я увидела человека, который плакал над моими песнями. Он вырос без материнской любви. Что же в таком случае можно назвать страданием, если не это? Можно представить себе, что чувствовал ребенок, когда позорно повесилась его мать, и все окружающие лгали ему, что она просто умерла, а он с самого начала знал правду! Парадокс его судьбы заключался в том, что он всегда страстно желал быть простым человеком, и в то же время никогда не мог им стать. И завтра утром перед глазами множества людей ему снова придется притворяться.