Императрица Орхидея
Шрифт:
Вскоре депрессия императора дошла до того, что он отказывался покидать свою комнату. Однажды он зашел ко мне, чтобы попросить меня сопровождать его к императорским святыням. Погода стояла ясная, и мы начали совершать такие прогулки в окрестностях Пекина. Мне приходилось долгие часы проводить в паланкине, причем натощак, потому что к церемониям требовалось приступать «с неоскверненным телом». Когда мы приезжали в храмы, он просил своих предков о помощи. Я следовала за ним повсюду, вместе с ним бросалась на землю и кланялась до тех пор, пока у меня на лбу не появлялись синяки.
После
Постоянно пребывая в страхе за здоровье Его Величества, великая императрица требовала, чтобы он больше отдыхал. «Не засиживайся долго в кабинете, мой сын, — говорила она — Истощенным корням твоей жизни надо дать время на восстановление».
— Ляг со мной в постель, Орхидея, — говорил Его Величество, стягивая с себя тяжелое царское одеяние. Однако стать таким, как прежде, у нею уже не получалось, несмотря на все усилия. Вкус к удовольствиям, казалось, покинул его навсегда
— Во мне больше не осталось ни капли энергии ян, — говорил он, указывая на себя. — Теперь я всего лишь кожный мешок. Взгляни на это жалкое зрелище!
Я перепробовала все, что могла: исполняла «танец с веером», превращала постель в эротический театр. Каждую ночь я изобретала что-нибудь новенькое. Обнажалась, показывала акробатические этюды. Заимствовала позы из императорской учебной книги, которую Ань Дэхай где-то раздобыл специально для меня. Но что бы я ни делала, это не производило ни малейшего эффекта: Его Величество внутренне сдался. При взгляде на него у меня разрывалось сердце.
— Я евнух, — улыбался он, и эта улыбка казалась мне хуже самых горьких слез.
После того как он засыпал, я отправлялась на кухню, чтобы поговорить с поварами. Я считала, что Его Величество должен получать более здоровую и питательную еду. Я настаивала на том, чтобы ему готовили преимущественно деревенскую пищу: свежие овощи и мясо вместо сильно прожаренных и заготовленных впрок продуктов. Я уверяла Его Величество, что если он хочет доставить мне удовольствие, то лучше всего для этого активнее работать за столом палочками. Но у него не было аппетита Он жаловался, что внутри у него все болит. Доктора говорили: «У вас столь сильный внутренний жар, что по всей длине пищевода у вас образовались язвы и волдыри».
По целым дням Его Величество оставался в постели.
— Кажется, Орхидея, я долго не протяну, — говорил он, подняв глаза к потолку. — Но, может быть, это и к лучшему.
Я помнила, что отец чувствовал себя точно так же, когда его сняли с должности. Мне хотелось сказать императору Сянь Фэну, что он эгоистичен и безжалостен к своим близким.
— Умереть, легко, а вот жить — для этого нужно благородство, — как пьяная, бубнила я.
Чтобы поднять ему настроение, я приказала разыгрывать
Император жил только на вытяжках из жень-шеня. Он был настолько слаб, что иногда он засыпал прямо на стуле. Зато по ночам часто просыпался и сидел на постели в одиночестве. Но бессонница его больше не страшила — теперь он боялся заснуть из страха перед ночными кошмарами. Когда такое сидение становилось невыносимым, он подходил к столу и начинал просматривать стопки документов, которые каждый вечер приносили ему евнухи. Так он мог работать до полного изнеможения. Ночь за ночью я слышала, как он плачет от полной безнадежности своего положения.
В сад рядом с императорским дворцом доставили красивого петуха, чтобы он будил Его Величество на рассвете. Сянь Фэн предпочитал петушиное пение бою часов. Оперенье петуха было черно-зеленым, на голове красовалась высокая красная корона. Клюв его, загнутый наподобие крючка, и когти на лапах были как у стервятника. Он бросал на всех злобные, воинственные взгляды. По утрам он будил нас громкими криками, причем часто еще до рассвета. Эти крики казались мне очень энергичными и бодрящими, однако у Его Величества все равно не появлялись силы, чтобы подняться.
Однажды ночью Сянь Фэн швырнул кипу с документами на кровать и попросил меня на них взглянуть. При этом он бил себя в грудь и причитал:
— Любое дерево сойдет для того, чтобы на нем повеситься! Так чего же мне ждать?
Я принялась читать. Моего скудного образования едва хватало на то, чтобы разбирать смысл самых употребительных иероглифов, однако обсуждаемые в документах вопросы были у всех на слуху и уловить их суть не составляло труда. С тех пор, как я вошла в Запретный город, все разговоры здесь вертелись вокруг одних и тех же проблем.
Мне трудно вспомнить, когда точно император Сянь Фэн стал регулярно просить меня читать его документы. Мне так страстно хотелось ему помочь, что я игнорировала правила, согласно которым наложницам запрещалось совать нос в государственные дела. А император чувствовал себя настолько усталым и больным, что тоже не обращал внимания на запреты.
— Я только что приказал обезглавить нескольких евнухов, опиумных наркоманов, — однажды вечером сообщил мне Его Величество.
— А что они натворили? — спросила я.
— Чтобы добыть денег на опиум, они обворовывали императорскую сокровищницу. Я долго не мог поверить, что эта зараза проникла в мое окружение. В таком случае даже трудно себе представить, что творится во всей стране!
Я встала с кровати и подошла к столу. Он перелистывал страницы, лежащие толстой стопкой, и сказал:
— Я тут пытаюсь вникнуть в статьи договора, который навязывают нам англичане, но никак не могу сосредоточиться, потому что меня все время отвлекают разные мелочи.
Я почтительно спросила, могу ли я чем-нибудь помочь. Он бросил договор мне.