Императрица
Шрифт:
Я позвала во Дворец даосов, изгоняющих злых духов. В монастырях за мое здравие читали сутры и очистительные молитвы. Я допустила к своим священным жилам пиявок, а моей божественной головы коснулись серебряные иглы акупунктуры. Я рискнула попробовать змеиный яд, терпела горячие грязевые ванны и купания в ледяных источниках. Это ненадолго приносило облегчение, что воспринималось как чудо. Однако недуг по-прежнему разрастался в моем теле. Я больше не могла ходить. Две крепкие служанки перетаскивали меня в носилках. Слова путались, и Кротость стала моим толмачем. Самые простые движения требовали борьбы с собой. Нечто сильнее моей воли вот-вот было готово восторжествовать надо мной. Годы карают людей за гордыню. Маленький Фазан с его безмятежностью и легкомыслием конец жизни провел в нестерпимых муках. Я, крепко державшая поводья собственной судьбы и управлявшая самой великой Империей под небесами, утратила власть над своим телом.
С каждым днем я чуть больше теряла контроль над собой. Слабость моя сбивала с толку высоких сановников, привыкших к тому, что я всегда энергична и готова настоять на своем. Ходили слухи, что Старший Сын и его супруга в нетерпении, что мои племянники разрабатывают все новые планы, что все больше придворных, покинув Простоту и Процветание, перебегают к Наследнику, что семья моих любовников, обезумев от страха, пытается извлечь выгоду из последних минут их пребывания на самом верху и отчаянно нахватывает все что можно.
Некогда тайные раздоры всплыли на поверхность. Дознаватели Террасы Очищения начали враждебные действия, обвинив троих братьев Процветания и Простоты в мздоимстве. Стоя у моего изголовья, любовники со слезами клялись, что их родные невиновны. Судебный процесс вызвал новый поток жалоб, накапливались улики и свидетельские показания. Я не могла нарушать мною же установленные законы, а потому сослала обвиняемых в отдаленные провинции. В то же время я лишила чинов и званий двух весьма известных сановников, проявлявших крайнюю враждебность к Процветанию и Простоте. Под тем предлогом, что закон расценивает близких родственников осужденных как виновных в том же преступлении, судьи требовали, чтобы мои любимцы были смещены и лишились титулов. Дабы выйти из затруднительного положения, мне пришлось прибегнуть к хитрости. По моему наущению Великий Советник Янь Ши Цань с возмущением произнес речь:
— Сиятельные господа Чжань весьма способствовали укреплению долголетия Императора. Эта заслуга имеет первостепенное значение для государства. Следовательно, они не отвечают за преступления своих родичей.
Несколько месяцев спустя дознаватели вновь открыли процесс, обвинив Процветание в захвате плодородных земель, дабы расширить свои владения. И опять мне пришлось торговаться с правительством, спасая его от наказания. Молодой человек отделался штрафом. Процветание рыдал в Женских покоях. Слезы струились по его прелестному личику прозрачными каплями, подобно утренней росе на бледных лепестках мака. Терзаемый отчаянием, он был еще более опьяняюще красив. Я втайне наслаждалась очарованием его слез, так что даже забыла о приготовленных наставлениях. Желая, чтобы он улыбнулся, я пообещала отстранить его врагов от власти. Никто на свете не знал, что склонность Процветания к лени мне столь же безразлична, как и навязчивое стремление правительства видеть в нем соперника Старшего Сына… Я хотела покончить со всеми этими неприятностями и в то же время боялась умереть. Я готовила себя к последнему часу, надеясь тем не менее на иной исход. Все оставшиеся силы были сосредоточены на моем договоре со временем.
В Лояне резко похолодало. Осенний дождь сменился зимним снегом. Небо надолго затянули свинцовые облака. Дороги стали непроходимы, и судоходство на реках остановилось. Отрезанная от мира Столица начала истреблять запасы. Я приказала открыть императорские склады, чтобы помочь бедным и раздать нищим теплые одеяла.
На город обрушилась эпидемия. Несмотря на глубокие рвы, высокие киноварные стены и запертые врата, болезнь проникла и в Запретный город. Сколько я ни приказывала жечь целебные травы, так что их густой дым заволакивал залы, как ни молились и ни изгоняли монахи злых духов — сеятелей недугов, — избежать заразы не удалось. После многочисленных чиновников с тяжелой лихорадкой слегла и я. Меня перенесли в павильон Круга Бессмертных, где я и потеряла всякое представление о времени.
У ложа вставали неясные тени. Плач и шепот доносились до меня, подобно отдаленному рокоту волн. Я бродила по темным зеленоватым переходам мира, где осталось всего два времени года: зима леденила меня, а лето укладывало на раскаленную жаровню. Внезапно я пересекла горизонт и увидела серебряное небо, усыпанное мириадами таинственных огоньков. Чуть позже я поняла, что это верх моей кровати, затянутый расшитым бархатом, и кое-как повернула голову. В тусклом свете ночника я с трудом разглядела Простоту и Процветание. Они спали на полу, обнявшись, как истерзанные отчаянием дети. Меня охватило живейшее волнение. В голове замелькали картинки. Я вспомнила, как Процветание утирал мой раскаленный лоб, меняя ледяные полотенца, а Простота кормил, взяв на руки. Созерцая эти два прекрасных бледных лица, я думала о том, что у бедных мальчиков нет будущего: Двор сына отомстит любимцам матери. Сегодняшняя роскошь завтра обратится в нищету. В нынешней славе заложено грядущее наказание.
Снаружи ветер раскачивал подвешенные под крышей колокольчики. От их звона мой павильон казался еще более зловещим.
Интересно, какое у нас время года? Неужели я еще жива? А может, уже похоронена навеки? А мои юные любовники, неподвижно приникнувшие к ложу, — просто жертвы и два духа, плененных в моей гробнице?
Луна то округлялась, то худела. Сильные настои, прописанные мне лекарями, справились с лихорадкой, однако нарушили равновесие внутренних токов. Скрутила ужасающая колика. Каждое утро Наследник и советники простирались у моего крыльца. Не желая показывать им перекошенное страданием мертвенно-бледное лицо и до безобразия исхудавшее тело, я гнала всех прочь. Но я еще не умерла. Моему сыну придется подождать.
Подобно шелковичному червю, свернувшемуся в плотном коконе, я позволяла себе кутаться в нежные заботы своих любовников. Закатав алые рукава так, что я видела их подбой цвета сливы, Простота носил меня в купальню и мыл, Процветание, роняя слезы, протирал мои струпья зеленым платком. Простота стоял над жаровней, где кипел настой, и огонь отбрасывал на его щеки алые отблески пламени. Гранатовые уста Процветания дули на горшочек горячего супа, заправленного кориандром, тонкие пальца Простоты пощипывали семь поперечных струн цитры. Процветание стоя играл на бамбуковой флейте. Медленно и постепенно равновесие в моем теле восстанавливалось. Я вновь обрела аппетит и дар речи. Видя, что я вне опасности, Процветание и Простота вернулись к себе в жилища за пределами Запретного дворца. В первую ночь, видя, что они уже не спят у моего ложа, я не могла сомкнуть глаз. Отсутствие мальчиков пробудило во мне ревность. Я представляла, как Простота целует красивую наложницу, а Процветание, уже изрядно выпив, позволяет себя раздеть.
Не вставая с ложа, я вновь принялась за государственные дела. Дознаватели обвиняли братьев Чжань в том, что они лелеют мрачные планы захвата власти. Какой-то физиономист якобы увидел в лице Процветания черты императора. Получив образование, юноша как будто должен был бы возвести в провинции Динь храм, чье астральное положение благоприятствует возведению на трон.
Собравшись у дверей моей опочивальни, дознаватели во весь голос требовали немедленного задержания предполагаемого преступника. Стоя на коленях у моего ложа, Процветание, не в силах сказать ни слова, проливал потоки слез. В конце концов я уступила требованиям законников при условии, что допрос будет проходить у меня во дворце.
Евнухи сновали туда-сюда и рассказывали мне, как идет дознание. Вскоре мне сообщили, что Процветание отказался отвечать на вопросы. В порыве бесстрашия он принялся оскорблять Великих Советников и всю чиновничью братию. Вне себя от ярости, распорядитель Сунь Цинь велел принести орудия пытки.
Кротость тотчас бросилась туда с императорским указом о помиловании. Процветание вернулся ко мне окровавленный, лежа на спине евнуха. Он, вечно плакавший из-за пустяков, сейчас не проронил ни слезинки. Он распростерся у моего ложа, дабы выразить благодарность, и потерял сознание. Отныне мои любовники поселились у меня во дворце. Опасаясь, что их арестуют или убьют, оба не покидали этого замкнутого мирка. Таким образом мне удалось удержать их подле себя. Один за другим недуги оставляли мое тело. Нежность братьев Чжань оказалась действеннее любых снадобий. Я начала вставать и училась делать первые шаги. Год подходил к концу. С завершением цикла рождалась надежда на новое начало. Не покидая дворца, я объявила миру Великое Императорское Помилование. Не считая вождей бунтов, все осужденные за участие в заговорах против моей власти были отпущены на свободу. Я продиктовала указ, сменив эру под девизом «Долгого Мира» эрой под девизом «Божественного Дракона». Пусть его дыхание, бурей вздымающееся до самых небес, даст мне силы бросить вызов смерти!