Имперец. Том 5
Шрифт:
Я прислушался к себе.
В обычное-то время было сложновато сосредоточиться и определить текущий уровень запаса магии, а сейчас мне казалось, что у меня вообще бездонный колодец внутри.
Но на меня не действовали блокираторы, и я должен был этим воспользоваться, пока нас не перемололи тупо превосходящим числом.
Война — это всегда огонь, в каком бы мире ты ни был.
Мой щит вспыхнул пламенем и расширился, испепеляя и отбрасывая противников от наших позиций. Наши парни получили краткую передышку, пока я орудовал мангалом, и Иван согнулся
Плохо.
Я держал огненный щит, соображая, как вырваться из тисков и вытащить с собой всех бойцов.
Держал…
И держал…
И держал…
И держал бы еще, пока не поймал ошарашенный взгляд Голицына.
Я держал энергозатратную огненную технику, а магия не исчерпывалась. Почему?
Может быть, по той же прекрасной причине, почему блокираторы магии на меня не действовали?
Может быть, потому, что я открыл все доступные этому миру стихии?
Или потому что родился с таким даром, который здесь не умеют ни видеть, ни фиксировать, ни использовать? И все мои колдунства на грани были не чем иным, как работой по расширению собственного резерва?
Работой с десятой, легендарной стихией?
Наверное, пришло время узнать наверняка.
Я выдохнул, и щит огня распался на тысячи сияющих осколков, замельтешивших по всей площади. Силовая волна разошлась от меня во все стороны, сминая железо и камень, точно все вокруг было из бумаги.
Магия в моей крови пела и бурлила, просила огня и крови, обещала вечную жизнь и бесконечную силу.
Но когда всю жизнь война идет за тобой, заставляя подчас путать реальность с воспоминаниями, ты, в конце концов, или сходишь с ума, или учишься держать себя в руках.
Мир вокруг замер, вместе с людьми, ошметками тел и осколками камня и металла, крошечные частицы магии висели в воздухе, сияя, точно капли росы на свету.
В конце концов, я уже один раз умирал, хотелось бы для разнообразия пожить по-человечески.
Я выдохнул, и мир снова пришел в движение, а магия снова стала не видна моему глазу. Мы стояли посреди выжженной площадки, где от нападавших на нас не осталось практически никого и ничего.
— Русская свинья… — шипел принц Генри, выбираясь из-под обожженного остова бронированного автомобиля.
Сложно сказать, что именно Виндзору следовало бы благодарить за спасение своей никчемной жизни — то ли преподавателя магии, то ли кровосмесительные браки, коими грешили все европейцы без исключения, то ли завод-производитель автомобиля. Но принц остался жив, хотя и изрядно потрепан: одежда в подпалинах, лицо в копоти, руки била заметная дрожь.
— Ничему вас история не учит, — мрачно пробормотал я и щелкнул пальцами.
В воздухе материализовались ядовито-зеленые лианы. Они обвили попытавшегося отмахнуться от моей техники принца, затем в одно мощное движение выжали его, словно тряпку, досуха. Благородная британская кровь и прочие ошметки жизнедеятельности с неприятным звуком пролились на оплавленную брусчатку.
А пока я занимался влажной уборкой Лондона, с другой стороны выжженного пространства происходило историческое воссоединение семьи Романовых.
Ну, теперь стало более понятно, откуда взялись наемники и почему они напали на нас…
— Дядя, какая неприятная ожидаемость, — растянул губы в улыбке Иван.
Виталий Алексеевич Романов, надо сказать, выглядел получше, чем до этого Генри. Видимо, силенок у мятежного князя было поболее, а может, удачно за чем-то или кем-то спрятался, тут уже я не мог оценить. Впрочем, и его немного потрепал мой огонь — мужчина хоть и был достаточно прокопчен, но стоял твердо и смотрел с вызовом.
— Что же ты замер, Ванюша? — улыбнулся мужчина шакальим оскалом. — Ну, подойди, обними любимого дядюшку. Расскажи, как здоровье моего любимого брата?
Иван вспыхнул в мгновение ока — магии у парня, может быть, и не осталось, зато в кобуре лежал старый добрый пистолет. Иван выхватил его и навел на своего дядю.
— Даже так? — приподнял бровь Виталий, нисколько не испугавшись. — Отцу вот твоему силенок не хватило, да и тебе не хватит. Но ты подстраховался, хвалю… Диме всегда не хватало лишнего туза в рукаве.
Иван стоял, замерев, держа пистолет на вытянутой руке и глядя на брата императора с такой лютой ненавистью, с такой бесконечной болью…
Я подошел к цесаревичу и, положив руку на ствол пистолета, негромко произнес:
— Не надо. Это уже будет казнью без суда и следствия. Ты не убийца и не палач.
Пистолет под моей рукой медленно начал опускаться, пока не уткнулся дулом в землю.
— Все верно говорит твой ближник, Иван, — довольно заулыбался Романов. — Ты не такой.
— Не такой, да… — протянул я, поднимая тяжелый взгляд на мятежника. — Зато я — такой.
Я еще успел увидеть ужас в глазах мужчины, а в следующую секунду Тьма оплела его своими щупальцами и опала, не оставив от мятежника и пепла.
Несколько дней спустя, флагманский корабль армады Российской Империи, Александр Мирный
Я дремал на койке в своей княжеской каюте, когда в дверь вежливо постучали.
— Войдите! — разрешил я, приоткрыв один глаз.
Однако вместо ожидаемого посыльного матроса, прибежавшего с каким-нибудь очередным поручением, ко мне вошел цесаревич.
За последние несколько дней Иван резко повзрослел тем самым неприятным способом, которым взрослеют люди, принимая неприятные и тяжелые решения.
От Британии, к берегам которой мы не так давно швартовались, мало что осталось. По приказу цесаревича были проведены довольно жестокие и кровавые рейды, лишившие страну регулярной армии, внутренних войск и большей части аристократии.
«Лондон больше никогда не поднимет голову», — говорили люди и таблоиды ведущих мировых изданий.
«Довыделывались», — злорадно шептались люди промеж собой.