Имперец. Земли Итреи
Шрифт:
Поэтому я признался:
— Сколько ни думаю, так и не понял, почему же ты так стараешься выслужиться перед семьёй. Если ты не собираешься становиться наследницей, то какой в этом смысл?
Фатия остановилась, изумлённо вскинула брови переспрашивая:
— Выслужиться? Выслужиться? Я?
Я выругался про себя, поднял руки:
— Извини, если тебя задело это слово. Набрать очки, доказать свою силу. Выбирай что хочешь.
— Так-то лучше, — Фатия ткнула в меня пальцем и снова зашагала по пыльной дороге. — Ты,
Я не сумел удержаться, хотя и понимал, что говорю это зря:
— Не сможешь. За последние несколько недель ты четырежды должна была умереть, и только то, что я был рядом, спасло тебя.
— Ну отлично, — Фатия всплеснула руками, ожгла меня недовольным взглядом. — Буря, Медведи и Жуки. И ты сам. Себя-то не стыдно считать и постоянно меня этим тыкать?
— Да не тыкаю я тебя! Если тебе угодно, то я тоже беспокоюсь о твоём будущем. Мир идущих очень опасен и никогда не знаешь, насколько сильный враг тебе встретится на пути.
— И это говоришь мне ты? Едва я увидела медведей, то сразу предложила тебе бежать, ведь Бер называл себя Предводителем. И что ты сделал? Прислушался к голосу разума? Отступил? Осторожно выяснил его силы? Нет, — Фатия остановилась, топнула ногой, громко повторив. — Нет! Ты запер нас вместе с ним под формацией барьера. Что могло быть глупей?
— Снять барьер было дело мига.
— А дал бы тебе этот миг Предводитель?
Я в сердцах воскликнул:
— Да не был он Предводителем! Он был слабей даже многих Мастеров, что я встречал на своём пути. Одна неглубокая рана в плече, все его достижения.
— Вот видишь? — Фатия снова ткнула в меня пальцем. — Ты даже не ощущаешь за собой вины!
Теперь возмутился я:
— Вины? Вины перед кем? Перед тобой? За то, что ты использовала меня, чтобы разозлить жуков, а затем и убить их? Но не подумала о том, что они могут использовать союзников?
— Подчинённых, — Фатия сначала поправила меня, а затем, вздохнув, признала. — Ну да, тоже перебрала со словом. Извини и ты. Но ты ведь разумный человек, — окинув меня странным взглядом, она пожала плечами. — Во всяком случае сейчас. Так что должен понимать, что тогда ты вёл себя неразумно. И твоя неглубокая рана — ещё немного — и могла превратиться в оторванную руку.
Я покачал головой:
— О чём ты? Я трезво оценивал жар опасности в тот миг. И рана и впрямь была неглубокая.
Фатия задумчиво произнесла:
— Чем больше на тебя гляжу, тем больше понимаю, что ты очень отличаешься от тех имперцев, о которых мне столько рассказывали в детстве. Ты кажешься мне большим сородичем, чем сам Атрий.
Я невольно провёл пальцами по щеке. Это из-за того, что я ношу его лицо, она вспомнила о нём? Или из-за того, что этот Атрий рассчитывал на что-то большее, чем просто подчинённый?
— Ты иногда кажешься просто безумным. Я вот каждый миг ожидаю, что ты развернёшься и уйдёшь прочь. Если так подумать, то это ведь настоящее безумие, идти со мной.
Я замер, невольно растянув боевую медитацию до предела, осторожно уточнил:
— Это ты о чём?
Фатия криво улыбнулась:
— Как о чём? Я веду тебя в самое сердце секты, к самому сильному её идущему, к основателю, который не раз сходился в битве с подобными тебе. Это ли не безумие? Он настоящий Предводитель, не то, что жалкий обманщик Бер.
На расстоянии десятков шагов от меня не было никакой опасности, между лопаток не было даже намёка на сталь Прозрения, которая намекала бы мне на желание убить меня. Не было ни малейшего повода для беспокойства. Поэтому я выдохнул, позволяя сфере боевой медитации уменьшиться до обычных размеров, который не требовал от меня никакого напряжения и рассмеялся:
— Ты же последние дни только и делала, что уговаривала меня, как это безопасно. А что теперь? Советуешь бежать прочь? Не побегу. Даже не надейся.
— Безумец.
— Меня много раз осматривали хорошие лекари. Очень хорошие, — подумав, что для описания духа Каори это маловато, я гордо припечатал. — Гении. Ни один из них не сказал, что я безумен.Впрочем, Фатию это не впечатлило:
— Болезни головы не лечатся, а пропустить их проще простого. День ты нормальный, а потом у тебя в голове что-то щёлкает и всё, ты борешься с Бером голыми руками.
— Вот в этом и наше с тобой отличие.
— В том, что ты безумен, а я здоровая?
Теперь смеялся я:
— Аха-ха-ха. Ну, можешь называть это и так. Но на самом деле отличие в том, что я готов к смертельному риску и могу выжить, даже столкнувшись со смертельно опасным противником, который сильней меня. А ты, как бы гениальна ни была со своими артефактами, выжить в смертельной опасности не можешь. Это не твоё.
Фатия понурилась:
— А что делать? Здесь я не сумею заработать на пилюли для деда. Он сам, глава секты, собирающий налоги со всех наших земель, не может накопить на эту пилюлю. Разве смогу это сделать я, одна из многих под его началом?
— Так кто глава секты? Твой дед или твой отец?
Она лишь отмахнулась:
— Не придирайся к словам, вот взял привычку. Был главой и не смог накопить, сейчас он старейшина, а отец, как бы ни откладывал камни, не стал ни на шаг ближе к его пилюле.
— Что за пилюля-то?
— Тебе какая разница? У тебя её нет и быть не может.
— Точно?
Фатия смерила меня подозрительным взглядом, но упрямо повторила:
— Точно.
На самом деле она права. Я честно показал ей всё сектантское, что у меня было. И никаких запредельно дорогих пилюль среди всего этого — не было.