Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых
Шрифт:
Голицын и ухом не повел на дерзкий выпад.
– Ваше право. Но тогда вы должны ясно представлять себе, что полагается по закону за нападение на сотрудника имперской службы.
– А я не знал, что вы из подобного ведомства!..
– Ну, господин… или, может, мистер?.. Что за детство, право слово?! – Андрей снисходительно усмехнулся. – Незнание не освобождает от ответственности. Присаживайтесь, и поговорим, как взрослые люди.
Молодой человек горделиво дернул плечом и опустился на краешек стула, выпрямившись при этом, будто аршин проглотил.
– Станислав Жатецкий, –
– О, ясновельможный пан, пшепрашем, не пшизналэм пана! – развеселился Голицын и сразу резко посерьезнел. – Тем хуже для вас. Появляться в столице без разрешительных документов польским дворянам запрещено после известных вам событий [27] . Так кто же вы на самом деле?
Жатецкий нахмурился, затем переменил позу – откинулся на спинку стула, положил ногу на ногу и скрестил руки на груди. Голицыну стало ясно, что молодец решил уйти в глухой отказ, видимо, рассчитывая на бюрократическую волокиту, обычную при подобных делах. Пока выяснят, кто он, откуда и зачем, срок предварительного заключения истечет, а там, глядишь, и друзья подсуетятся, залог внесут, адвокатишку пронырливого подберут.
27
Голицын имеет в виду массовые беспорядки в 1905 году, организованные Польской социалистической партией под непосредственным руководством Юзефа Пилсудского, едва не приведшие к фактическому отделению Польши от России. – Примеч. авт.
Но он всё же не учел, с кем имеет дело. Андрей взял стоявший на краю стола колокольчик и позвонил. Тут же вошел могучий городовой, едва не задев фуражкой притолоку двери.
– Отведите задержанного в карцер, – равнодушным тоном приказал Голицын. – Ввиду отказа сотрудничать со следствием и до выяснения личности. На семьдесят два часа.
При слове «карцер» в глазах Жатецкого мелькнул испуг. Однако он встал и вышел из кабинета, сохраняя надменный вид. Андрей только хмыкнул на этот демарш и велел привести второго задержанного.
Вошедший красавец вызвал в памяти Голицына целую цепь воспоминаний, которые привели его к неожиданному выводу: он уже видел где-то этого молодого человека с аристократическими манерами и стальным взглядом. Но вот где?..
В отличие от своего подельника красавец не стал изображать из себя жертву охранки и сразу заговорил. Правда, не о том, о чем собирался с ним беседовать Андрей.
– Меня зовут Михаил Тухачевский. Я являюсь членом партии социалистов-революционеров и выполнял задание моего руководства по устранению офицеров государственных силовых ведомств.
«О, как! – изумился про себя Голицын. – А ведь ты врешь, дружок, насчет своей партийной принадлежности. Вспомнил я тебя!..»
– То, что вы сейчас сказали, господин Тухачевский, является правдой лишь наполовину. Не хотите ли сами поправиться?
– Я сказал вам правду, господин…
– Вы даже не знаете, кого собирались убить?! Совсем плохо, – Андрей сокрушенно покачал головой. – Я – капитан Голицын, Служба охраны высшей администрации Канцелярии Его Императорского Величества. А вот вы действительно Михаил Тухачевский, выпускник Московского Императрицы Екатерины Второй кадетского корпуса, выбравший в качестве службы лейб-гвардии Семеновский полк. Я присутствовал на вашем посвящении в гвардейцы и читал ваше личное дело…
– Э-э… А зачем? – С Тухачевского напрочь слетела спесь.
– Мое руководство озабочено подбором новых сотрудников. Но не обольщайтесь, вашу кандидатуру я отмел сразу.
– Интересно узнать, почему?
– Нашему ведомству не нужны авантюристы и недисциплинированные люди. Смелость хороша только там, где присутствует расчет и четкое осознание конечной цели деяния. Кстати, эти же требования господа эсеры предъявляют к членам своих боевых групп. Так что вас они бы точно не взяли!
Тухачевский насупился, хрустнул пальцами и с вызовом посмотрел на капитана.
– Можете считать меня кем угодно, но я не вижу смысла в дальнейшей беседе.
– Ох, какие мы гордые!.. – не удержался, съязвил Голицын. – А вот мне, например, интересно, почему вы всё время проверяете полу своего пиджака?..
– Ничего я не проверяю!
– Ага. Значит, я угадал. – Андрей кровожадно улыбнулся и позвонил в колокольчик. Снова вошел давешний городовой. – А ну-ка, любезный, проверь нашего подопечного на предмет потайных карманов!
– Вы не имеете права! – подскочил было Тухачевский, но тут же рухнул обратно на стул, придавленный могучей дланью полицейского.
Городовой без лишних вопросов сноровисто ощупал полы его пиджака и кивнул Голицыну.
– Есть что-то, господин капитан.
– Вскрывай!
Через минуту на стол перед Андреем лег сложенный вдвое лист белой бумаги. Городовой отступил назад, к двери и застыл там каменным изваянием. Капитан хотел было отпустить его, но передумал.
– Не хотите рассказать, что там написано? – спросил Голицын.
– Понятия не имею! – вызывающе усмехнулся Тухачевский. – Этот пиджак я сегодня позаимствовал у одного пьяного в рюмочной на Невском.
– А куда делся ваш собственный?
– Отдал в починку.
– И украли другой у первого встречного?.. Фу, как нехорошо! А еще дворянин!.. – Голицын не спеша развернул бумагу, не спуская глаз с задержанного. – Что ж, почитаем… Ого! Да это же подробная инструкция по подготовке террористического акта!.. Так-так… Послушайте, Михаил Николаевич, да вы опасный человек – готовили покушение на самого начальника петербургского Особого департамента генерал-лейтенанта Петрова!..
Тухачевский вскинулся.
– Да, готовил! Я же сказал, что являюсь членом боевой группы партии социалистов-революционеров, хоть вы мне и не верите. В том числе мы занимаемся устранением самых жестоких и опасных руководителей военных и силовых ведомств…
– Эту песню я уже слышал, – отмахнулся Андрей, разглядывая бумагу на свет. – Ба, да здесь водяные знаки!.. Не желаете уточнить, какие?
– Понятия не имею!
– А вот я, кажется, догадываюсь… – Голицын кивнул городовому на задержанного. – Уводите. В камеру.